Название: Гриммо, 12
Автор: WTF Black Family 2014
Бета: WTF Black Family 2014
Размер: мини, 1167 слов
Пейринг/Персонажи: Сириус Блэк
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Краткое содержание: о власти воспоминаний
Для голосования: #. WTF Black Family 2014 — работа "Гриммо, 12"
Сириус поднял с пола мышиный череп и кинул его в стену. Клювокрыл наклонил голову набок и совершенно по-человечески вздохнул, наблюдая за хозяином и скребя лапой пол. Череп отскочил от вылинявшей ткани с глухим стуком, Сириус встал, чтобы раздавить его сапогом. Хруст костей под ногами успокаивал.
Через грязное, почти черное от пыли окно в комнату проникали редкие лучики солнца, тонкие как ниточки в материном рукоделии, и почти такие же бесполезные. Они прыгали по полу, натыкаясь на перья, кости, комки грязной одежды. От этого обстановка казалась еще более темной и неряшливой. Убогой, заброшенной, отталкивающей. Сириус раздавил еще один высвеченный солнцем мышиный остов. Дом был под стать своему хозяину.
Иногда Сириусу казалось, что он все еще в Азкабане. Стены сжимались вокруг, норовя раздавить, и ему все чудился за порогом затхлый запах дементоров, собирающихся украсть последнее. Впрочем, иногда Сириус сомневался, что что-то действительно осталось.
Ночами было сложнее всего. Старый дом словно оживал, наполняясь шорохом, вздохами, тихими шагами… Сириус превращался в пса и, уложив голову на лапы, лежал в своей комнате, тихо поскуливая. Иногда ему чудилось, что пахнет пудингом, который обычно готовили на Рождество, зажаренной индейкой с апельсинами и вином. Тогда он вскакивал на лапы и принюхивался, сглатывая слюну. Но чувствовал только запах слежавшейся пыли, мышей и плесневелого хлеба, который Кричер зачем-то собирал в своей клетушке.
Сириус ненавидел дом. И дом отвечал ему взаимностью. Когда он все-таки спускался на кухню, чтобы сделать себе чай, половицы скрипели особенно громко, и лестницы всё извивались и извивались под ногами, заставляя покачиваться и хвататься за перила. От этого на ладонях оставался темный след, и Сириус невольно вспоминал, как в детстве лихо скатывался по этим перилам на кухню, оглашая весь дом воплями и заставляя мать, недовольно хмурясь, отвешивать ему почти ритуальный подзатыльник. А потом он усаживался за стол, чтобы умять яичницу с беконом, исходящие паром сосиски, хрустящие горячие булочки с маслом и джемом и выпить добрую кружку чая с молоком.
Вспоминая детство, Сириус вынужден был признаваться себе, что не все было плохо. Долгое время все наоборот было прекрасно. Он жил так, как хотел. В окружении эльфов, игрушек, друзей-мальчишек, которых матушка звала в гости каждое воскресенье. Сириус помнил, как они сидели в гостиной у камина, пересказывая друг другу шепотом истории о детях, которые навсегда потерялись в мире магглов и так и не смогли вернуться назад. А потом приходила матушка и, выдав всем по кружке шоколада с печеньем, тоже усаживалась с ними, захватив свое любимое вышивание. Сириус пристраивался к ней ближе, чтобы посмотреть, как иголки, повинуясь ее воле, снуют по полотну, заполняя стежками ткань. Вальбурга, прикрыв тяжелые блэковские веки, начинала говорить. Своим низким, грубоватым голосом она рассказывала о последней войне, потом переключалась на охоту на ведьм, недобрым словом поминала магглов, говорила о том, как они заполонили весь мир настолько, что от них нигде невозможно укрыться… Сириус кивал и думал тогда, что когда вырастет, сделает все, чтобы магглов стало меньше. Чтобы никогда больше дети-волшебники не пропадали в чужом мире, и чтобы можно было в любом месте взмахнуть своей волшебной палочкой и сотворить чудо.
Наверное, именно поэтому было так больно раз за разом слышать визгливый голос материнского портрета, посылающий на его голову проклятья. Настолько больно, что Сириус раз за разом обращался псом и выл, стараясь перекрыть мерзкий звук. И действительно, слова исчезали, но интонации становились словно живее и выпуклей, и еще больше били по и без того истрепанным нервам. И Сириус иногда думал, что, если он все еще в Азкабане, то эта новая пытка точно сведет его с ума окончательно. Он снова запирался у себя, прижимался к теплому боку Клювокрыла и засыпал, окутанный запахом конского пота и влажных перьев. Так было почти спокойно и не совсем одиноко.
Когда на Гриммо прибывали люди, становилось легче. Дом, словно испуганное животное, ненадолго замирал, прислушиваясь к новым обитателям, и даже докси в шторах прекращали на это время свою возню. Кричер прятался в кладовке и тихонько грыз там свои пахнущие плесенью запасы. Только портрет матушки был активно недоволен визитерами, и Сириус то и дело слышал ее возмущенные крики. Но, когда он был не один, даже это переносилось легче. Можно было вспомнить юность, напялить на себя маску веселой бесшабашности и слать всех и вся известным адресом, успешно делая вид, что ему плевать. Делать вид у Сириуса всегда получалось отменно.
Лучше всего было, когда в дом приезжали дети. Гарри, Рон, Гермиона, рыжие близнецы. Вечно занятые своими проделками, неутомимо снующие везде и всюду, они словно возвращали дому юность. Сириус вспоминал, как стучали по ступеням ноги его многочисленных приятелей, как они с гиканьем и палочками наперевес гоняли друг друга по огромным комнатам, как замирали около роскошного фамильного гобелена, рассматривая списки родичей и шушукаясь про тех, чьи имена навсегда были выжжены с древа, и про кого взрослые старались не упоминать. Только иногда, когда они были уверены, что дети их не слышат, они собирались в гостиной и вполголоса говорили об упадке некогда великого рода. И тогда Сириус мечтал о том, как вновь поднимет славу древнейшего и благороднейшего дома на достойную его высоту.
Когда он перестал мечтать о подобной славе? Когда перестал прислушиваться к рассказам матери, когда начал насмешливо фыркать над очередным семейным преданием? Наверное, поближе познакомившись с магглами и грязнокровками Хогвартса, а может, когда они с Джеймсом впервые сбежали ночью на настоящую маггловскую вечеринку и всю ночь скакали под музыку, вливая в свои глотки непривычное пиво и коктейли.
Узкие джинсы, драные майки, серьга в ухе, кожаные куртки и, конечно, байк – все это на какое-то время стало для Сириуса символом свободы, самостоятельности. Нового безумного мира, в котором не было места для замшелых преданий и мрачных историй. Маггловская молодость оказалась веселой штукой, особенно если у тебя в запасе волшебная палочка и летающий байк.
Мать кричала, так же визгливо и громко, как нынче ее портрет, но Сириус не слушал. Он был свободен, бессмертен и плевать хотел на долг, семью и идеалы чистокровных. Без них было веселее. И старый дом, в который ему так нравилось возвращаться раньше, становился все более чужим и далеким, и Сириус торопился покинуть его ради очередной веселой попойки, вечеринки или романтического свидания.
В том, что он теперь вынужден был сидеть здесь под вечным домашним арестом, была какая-то горькая ирония. Один, в компании спятившего домовика и вечно орущего портрета, он словно расплачивался перед домом за безумия молодости, за то, что позволил себе не быть Блэком, стать просто Бродягой, Сириусом, славным малым на байке с красоткой за спиной и бутылкой эля в руке.
По-настоящему хорошо Сириус почувствовал себя только однажды, когда Гарри уезжал в Хогвартс, и он все-таки выбежал с ним из дома, весело помахивая хвостом и ловя языком стылый лондонский воздух, пробуждавший в нем жажду чуда, веру в то, что он снова когда-нибудь сможет освободиться от своего тяжкого наследства, от нового заключения. Сбежит, как когда-то из Азкабана. Но теперь уже навсегда...
И когда, уже много позже, над Сириусом сомкнулись темные стены Арки, он был почти счастлив. Вечный покой и падение были ничем не хуже вечного заключения в ставшем чужим доме. Даже лучше. Тут можно было закрыть глаза, забыть обо всем и раствориться в монотонном шепоте других мертвецов, качаясь на нем, словно на волнах, постепенно становясь его частью.