Кладбище Невинных мучеников, кладбище Невинноубиенных младенцев или просто Сент-Инносан. Оно просуществовало в Париже около тысячи лет и исчезло в самом конце XVIII века. Теперь на его месте – красивый сквер с самым древним в Париже фонтаном, а останки с него переехали в парижские катакомбы.

В нашем каноне кладбищу Невинных уделено огромное внимание. Днем здесь гуляют влюбленные, кипит торговля, работают нотариусы и писари, а ночью собираются обитатели Двора Чудес, чтобы принести свои клятвы Великому Керзу. И, несмотря на подробные описания в книге, представить себе это место довольно сложно. Я предлагаю вам совершить со мной прогулку в XVII век и выяснить, как же функционировало кладбище Невинных, и как выглядело в то время, когда там в составе банды Каламбредена появлялась Анжелика.

Итак, начнем с названия. Кто такие эти самые Невинные, в честь которых названы сначала церковь, а потом и выросшее вокруг нее кладбище? Невинные или невинноубиенные младенцы – это жертвы царя Ирода. Те мальчики – евреи, которых он убил, опасаясь прихода Христа. В честь них в Париже было построена церковь, а вокруг нее – выросло кладбище.

Традиция объединять церковь и кладбище появилась в Европе примерно в V веке. Сначала погосты вырастали за городом, вокруг могил святых мучеников, внутри посвященных им базилик, но вскоре они, несмотря на многочисленные церковные запреты, пробрались внутрь городских стен. В XVII веке люди уже не представляли себе кладбище без церкви и церковь без кладбища.

При этом нужно заметить, что в сознании людей погост и храм не только не существовали друг без друга, но и являлись, по сути, единым целым, поскольку хоронили в то время не только на кладбище, но и под полом самой церкви. Строго говоря, престижность погребения зависела от того, насколько близко к алтарю располагалась могила. Быть похороненным в церкви или около нее – мечта любого доброго христианина. Правда, для ее осуществления нужны были значительные средства. Оттого маленьким детям и беднякам приходилось ютиться на кладбище.

Как же выглядело типичное кладбище?

Это как раз удобнее всего рассмотреть на примере Сент-Инносан. Оно находилось почти в самом центре города, на правом берегу Сены, недалеко от Нового моста. К городским воротам от него шла улица Сен-Дени. И, надо сказать, по нынешним меркам оно занимало совсем немного места. Не намного больше, чем нынче занимает сквер, разбитый на его месте. (**Чтобы посмотреть на сквер подробнее, загляните в Google Maps. По запросу Paris, Rue des Innocents вы попадете как раз по адресу).

Кладбище Невинноубиенных младенцев было в XVII–XVIII вв. чем-то вроде пассажа: зеваки прогуливались там, глазея на прилавки книгопродавцев, бельевщиков, галантерейщиков. Две из четырех галерей получили свои названия от промысла, который там велся: галерея бельевщиков, галерея писарей. Если верить тексту 1657 года, то картина получается довольно интересная. На кладбище кипит рынок.

«Посреди этой сутолоки совершались захоронения, раскапывались могилы, извлекались из земли еще не разложившиеся до конца трупы. Даже в сильные морозы почва кладбища источала зловоние».

Но, даже пустое, кладбище Невинных выглядело бы для нас странно и непривычно. Первое, чтобы бросилось бы в глаза, – отсутствие привычных памятников и имен. Вплоть до конца XVIII в. не было всеобщим обычаем обозначать надгробной надписью точное место погребения. Подобная практика закрепилась в средние века лишь за отдельными, особо чтимыми могилами.

Правда, к XVII веку начали появляться прототипы современных надгробий. Но их было ничтожно мало. Да и надгробиями в современном смысле этого слова их трудно назвать. Так сохранилось распоряжение одного нотариуса, который велит поставить на кладбище пять небольших крестов рядом друг с другом. Насколько он мог вспомнить, примерно на том месте он когда-то похоронил троих или четверых своих детей. И хотел после упокоиться примерно там же.

Кроме таких набольших и довольно редких памятников на ровном поле кладбища можно было найти несколько домиков (еще в конце XV века тут жили люди!), большой крест, кафедру проповедника, пару часовен. Это по центру. А по бокам – четыре длинные галереи, над которыми расположены оссуарии, четыре фонтана, появившиеся тут в XVI веке. Все это великолепие окружено стеной, построенной еще Филиппом-Августом, заложившим также Лувр. Ну и, конечно же, церковь.

Слово charnier в Позднее Средневековье стало обозначать определенную часть некрополя: галереи по всему периметру стен, где в соответствии с обычаем, сложившимся в XIV в., складывали кости из старых погребений, дабы освободить место для новых мертвецов. Портики вдоль стен придавали кладбищу сходство с внутренней галереей монастыря (тем более что там они также служили для захоронения монахов или каноников). На кладбище Сент-Инносан каждой аркаде галереи соответствовало крытое пространство, где рядами были уложены высохшие кости. Такое отдельное пространство также называли charnier. Подобно часовне, оно носило имя своего основателя, часто вырезанное на стене. Вот примеры: «Этот charnier был устроен и передан церкви из любви к Богу в 1395 году. Молите Бога за усопших». Или: «Арман Эстабль велел устроить на остаток своего добра этот charnier, дабы приютить кости усопших». Составляя завещания, некоторые парижане в XVI–XVII вв. специально указывали, что хотели бы быть похоронены в этой части кладбища.

Хоронили на кладбище в общих могилах. Есть основания полагать, что братские могилы вошли в обычай в связи с эпидемиями чумы, опустошавшими города, уже раздувшиеся от переизбытка населения вследствие демографического подъема XIII в. Постепенно братские могилы перестали быть явлением, присущим исключительно периодам высокой смертности. Начиная по крайней мере с XV в. и вплоть до конца XVIII в., они были обычным способом погребения бедняков и вообще простонародья. В одном отчете о состоянии парижских кладбищ 1763 г. описываются со слов могильщика такие ямы: одна из них, вырытая в январе, весной уже вмещала более 500 трупов и заполнилась; в мае предстояло выкопать вторую, причем могильщик не мог показать инспектору, где именно он собирается это сделать, так как никакого строгого порядка в размещении братских могил не существовало. Случалось, что могильщик, копая очередную яму, вдруг натыкался на еще не разложившиеся до конца трупы и останавливался, после чего или клал сверху новых мертвецов, или снова засыпал неожиданно найденную старую яму и переходил на другое место.

Если же трупы разложились полностью, то кости выкапывали, очищали и складывали в оссуарии. И, если сначала это была, так сказать, производственная необходимость, поскольку места на кладбище не хватало, то, начиная с XIV в., под влиянием возросшей чувствительности людей, ориентированной на все, связанное со смертью, подобные хранилища костей было решено использовать и для другой цели. Разложенные вокруг церковного двора кости и черепа образовывали мрачный декор, напоминавший весьма восприимчивым людям той эпохи о бренности их повседневного бытия.

Вообще сохранность тела в то время тоже была или признаком святости, или признаком вечного проклятья. В зависимости от того, конечно же, кем был так долго не разлагающийся покойник. И земле Сент-Инносан приписывали чудесные свойства «сжирать» трупы за девять дней, превращая тело в скелет. Многие из тех, кто не мог быть похоронен на этом кладбище, просили бросить им в могилу горсть земли с Сент-Инносан, чтобы, так сказать, ускорить процесс.

Хоронили на кладбище, кстати, без гробов. Гроб был предметом роскоши. Его могли позволить себе только люди состоятельные, которые не собирались лежать на кладбище в братских могилах, их гробы опускали под пол церкви. Часто прямо во время службы. Беднякам же приходилось довольствоваться гробом на прокат, в котором их только довозили до места последнего упокоения, или зашитым саваном.

Но и имена знатных людей далеко не всегда сохранялись для потомков. Сохранить имя – это, строго говоря, вообще было не принципиально. Сохранялись, в основном, имена тех, кто оплачивал свои заупокойные службы, или людей выдающихся, которые при жизни прославились своими ратными подвигами, редкой мудростью или благочестием, знатностью рода, верной службой государю.

Итак, таково было Сент-Инносан – любимейшее мест для прогулок в Париже. Днем на кладбище бушевал рынок. Чего здесь только не было! Овощи, рыба, птица… Хотя их и запретили продавать на кладбище, народ все равно разбивал там свои ларечки. Здесь сидели портные и сапожники, продавцы книг и бумаги, торговцы свечами и церковной утварью, цветочники, булочники и пекари, писари и юристы. С кафедры зачитывались судебные решения, на ней выступали с проповедями священники и проповедники. Именно на Сент-Инносан собирались религиозные процессии и торжественные шествия, а на праздники здесь же танцевали ряженые, показывали свои трюки жонглеры и фокусники. Церковь этого тоже не приветствовала. Но это мало кого останавливало. По галереям прохаживались девушки, предлагающие свою любовь за несколько су. Этих церковь не одобряла еще больше, чем циркачей, но факт – до того как стали ходить за девушками в галерею Пале-Рояль, их искали тут. На Сент-Инносан. С XII века это место славилось своими проститутками.

Кроме того, на кладбище могли жить люди. Точно задокументированные случаи относятся к XV веку. Тогда на Сент-Инносан жило несколько отшельниц и женщина, осужденная на вечное заключение в его стенах за убийство мужа. Смертную казнь ей заменили жизнью на кладбище. Специально для нее тут построили отдельный небольшой домик. Вообще кладбище было популярным местом жительства – на него не распространялась светская власть, а значит, и светские налоги. Люди, попросившие убежища на кладбище, поселялись там и отказывались оттуда уходить. Некоторые довольствовались клетушками над погребальными галереями, другие возводили целые жилые постройки и продолжали занимать кладбище куда дольше, чем этого хотелось церковным властям. Не то что духовенство считало недопустимым жить на кладбище, но оно стремилось сохранить полный контроль за использованием этого священного пространства в своих руках.

Таким образом, люди селились на кладбищах, нисколько не смущаясь ни повседневным зрелищем похорон прямо у их жилья, ни соседством больших могильных ям, где мертвецов не зарывали, пока ямы не наполнялись доверху.

Почему же кладбища пользовались до XVIII века такой популярностью? Почему люди, не смущаясь ни видом разлагающихся трупов, ни их запахом, продолжали приходить сюда ежедневно?

Все дело в своеобразном мировоззрении того времени, в том, как при Старом порядке относились к смерти. Тогда смерть была публичным актом. Человек умирал окруженный толпой родственников и знакомых, причастившись Святых тайн. Смерть не была чем-то запретным, табуированным, грязным. Она была частью обычного хода вещей. Потому даже в самых ярких своих проявлениях она не вызывала отвращения. Кроме того, был важен именно момент захоронения тела при церкви «у святых».

По словам Тертуллиана, только мученики, в силу пролитой крови, обладали «единственным ключом от рая». Покидая свое бренное тело, христианин еще не приобретал тем самым блаженства «обитать с Господом». Мертвые должны были ждать Страшного суда, как спящие из Эфеса. Лишившись вместе с телом также чувств и памяти, они не могли испытывать ни радости, ни скорби. Лишь в последний день мира «святые», кому обещано вечное блаженство, выйдут из «нижних пределов», как выражается Тертуллиан, и поселятся в своих небесных обителях. Остальные же будут спать вечным сном: «Злые не воскреснут». Формулы анафемы грозили тому, кого постигло проклятие, самым страшным наказанием: «Не воскреснет он в день Страшного суда».

Вполне возможно потому, что именно страх перед посягательством на могилу заставлял все чаще хоронить мертвых рядом с гробницами мучеников, ибо только мученики, единственные из праведников, кому было заранее обеспечено место в раю, могли защитить тела погребенных и отвратить злонамеренные посягательства на покой усопших.

Захоронение ad sanctos, «y святых», близ могил мучеников, имело и другую причину. Нет сомнений, что страх перед гробокопателями, столь живучий в первые века христианской эры, уже довольно рано, начиная с Раннего Средневековья, стал ослабевать. Причем по экономическим мотивам: ничто больше не привлекало грабителей в могилах, где уже не было никаких ценностей. С другой стороны, не было больше и духовных оснований для страха: поскольку тела умерших покоились отныне под защитой святого и в освященной ограде церкви, то, что бы ни случилось, это было уже не так важно. В самом деле, сколько раз останки умерших бывали в средние века потревожены и даже перевезены в другое место самими клириками, однако не считались оскверненными, ибо оставались на освященной земле церкви. Главной причиной захоронения мертвых «у святых» было желание обеспечить защиту мученика не только телу усопшего, но и всему его существу в ожидании дня пробуждения и Страшного суда.

Итак, святые дают умершему, который был с ними «соединен», не только защиту от Тартара, от мук ада, но и толику своей добродетели и посмертно искупают его грехи.

Сосредоточение усопших христиан вокруг реликвий святых и церквей, воздвигнутых над этими реликвиями, стало отличительной чертой христианской цивилизации. Один из авторов, живших в XVI в., писал, что кладбища не только места захоронений мертвых тел, но в еще большей мере места священные и сакральные, предназначенные для молитв, творимых верующими за души усопших, которые там почиют.

Также стоит помнить о том, что освященная церковь одинаково была нужна как мертвым, так и живым. И святые покровители даровали свою защиту как мертвым, так и живым членам общины. Вот и получалось, что церковь и кладбище были местом сосредоточения благодати, местом защищенным и священным. Поэтому неудивительно, что здесь проходили собрания, суды и собирался рынок. Кто в здравом уме будет обманывать на глазах у святого покровителя? Значит, можно не волноваться ни за показания свидетелей, ни за честность торговли. И не вина святых покровителей, что люди в итоге опошлили прекрасную идею. В конце концов, люди они везде люди. Даже если заключают сделки на кладбище.

P.S. За экскурс в мировоззрение жителей XVII века автор благодарит г-на Филиппа Арьеса, автора книги «Человек перед лицом смерти»