вторник, 08 сентября 2009
Буду выкладывать по два персонажа: сохранить хочется, а больше двух не влезает(
Рон Уизли
Автор: Friyana
Рон Уизли
1. Штрихи к портрету.
Внешность и основные черты – Рыбки с ощутимой Марсианской примесью.
Огненно-рыжие волосы, веснушки, не темная кожа, привычка кидаться в драку прежде, чем толком объявят к ней повод – Марс присутствует, но это все, что о нем можно сказать. Нет пылающих глаз, нет агрессии, нет неконтролируемых взрывов… Ну, то есть, взрывы-то, как раз, очень даже есть, вот только чересчур выглядывают из-за них совершенно не Марсианские уши. Все «припадки ярости» здесь есть банальное следствие нездоровой эмоциональности, причем настолько нездоровой, что даже при внешне довольно легком и поверхностном характере на самые порой ничтожные раздражители идет глубочайшая реакция. Марс попутно включается, но, похоже, по большому счету его не так уж и много – Рон не агрессивен и не горазд в запале прошибать лбом стены. Возможно, именно потому, что его всегда есть, кому остановить, а в иных случаях он в драку просто не лезет.
Рон рассеян, невнимателен и учится спустя рукава. У него отвратительная память, довольно примитивная даже для подростка речь и ограниченный круг ментальных интересов. Его способ выражения мыслей порой напоминает ту собаку, которая все понимает, только сказать ни черта толком не может. Меркурий, похоже, здесь слаб настолько, насколько это, вообще, возможно – как водится, притягивая выраженных Меркурианцев.
При всей внешней отстраненной пофигистичности Рона по отношению к эмоциональной и чувственной сферам, в просторечии именуемым личной жизнью, он патологически в них нуждается. Он зависим от мнения матери, признает ее власть над собой и при всем своем недовольстве ею не склонен «рвать корни» - даже та малая, как ему кажется, часть ее внимания, совершенно определенно ему нужна, пусть он и не в состоянии ни удовлетвориться ею, ни потребовать больше. Рыбье качество – страдать молча, вместо того, чтобы хотя бы поговорить (провальный Меркурий вообще сразу ставит под сомнение возможность хоть какую-то проблему в отношениях решить переговорами).
Рон заботится о Джинни, ревнует Гермиону и вообще, похоже, способен на искреннюю эмоциональную привязанность – правда, не бытового, а, скорее, возвышенно-отстраненного плана. «Смотреть на вас мне столь мучительно, что лучше я совсем уйду» – такой Рыбий подход к отношениям лучше всего описывает поведение Рона перед балом на четвертом курсе, когда эта глубоко выстраданная истина вылезла на свет божий, дабы Рон мог искренне швырнуть ее впоследствии в лицо обалдевшей Гермионе. Не нуждайся он в девушке, история с Крамом зацепила бы его не больше, чем Гарри. С другой стороны, не будь он Рыбой, чувства проявились бы раньше и куда как проще.
Венера присутствует, но, будь она просто сильна, Рон был бы романтичным и галантным кавалером, а мы имеем зажатое, нуждающееся в понимании и такте существо. В такте – потому что признавать собственные потребности Рон не больно стремится, а удовлетворять их в глубине души более чем желает. Стало быть, Венера не сильна, а экзальтированна.
Как и положено Рыбе, Юпитер в задатках имеется – Рон амбициозен, и неслабо. Его первая реакция на Гарри Поттера характерна до не могу – ты тот самый? Ты знаменит! О, да ты еще и храбр! Любопытство прет изо всех щелей – я сижу рядом с Тем-Самым-Мальчиком! Я с ним разговариваю! Причем подобострастия пока нет. Оно появится позже, хотя, похоже, сам Рон его появления так и не отследит.
Итого по планетам: Юпитер плюс Венера минус Меркурий – получаются таки Рыбки.
Рон – единственный из Уизли (не считая Перси), кто откровенно стыдится собственной бедности, пусть и не признаваясь в этом. Для него важен социальный статус, хотя воспитание всеми силами задавливает эту важность в глубины подсознания – снова Юпитер. Он будет презирать того, у кого есть деньги, если этот человек посмеет продемонстрировать ему, что финансовая пропасть между ними существует и она заметна. К прочим Рон равнодушен, но эта связка из денег и демонстрации выводит его из себя. При полной, в общем-то, всю дорогу индифферентности Гарри к Малфою, именно Рон, единственный из всей троицы, готов бросаться на Драко чуть ли не с разбега каждый раз, как только завидит на горизонте. И тот не остается в долгу. Почему такая почти личная вражда?
Они делят внимание Поттера, как две влюбленные девицы, каждая из которых внимания хочет и к нему стремится, но в глубине души совершенно не уверена, что получит и заслуживает. У Рона тут неоспоримое преимущество – еще бы, он умудрился отвоевать Гарри у Малфоя с первой же встречи (не у кого попало, Малфои и Уизли – это ж почти что Монтекки и Капулетти с их кровной враждой и взаимным презрением, о которых, как водится, всерьез помнит только младшее поколение). Гарри не просто предпочел Рона – он публично оскорбил Драко, отказавшись протянуть ему руку! Тогда как самого Рона буквально только что кормил лягушками. Хороший трофей для вечно неудовлетворенной жизнью Рыбки, и хороший флаг, чтобы прикрываться потом от собственных комплексов при каждом удобном случае.
Впрочем, Рон с Гарри за это весьма щедро расплачивается – правда, так, как это умеют Рыбы. То есть, становясь в нужных местах кривым зеркалом и всеми силами отражая именно ту действительность, которую жаждет увидеть партнер, приходя на помощь, где позовут, и бесхребетно помалкивая там, где не велено подавать голос.
Рыба – страшное существо, особенно для людей, склонных к самообману.
Рон явно не тянет на лидера. Он с детства на вторых ролях, младший брат при выдающихся старших (уж слишком по-разному выдающихся, чтобы можно было на что-то рассчитывать), он донашивает за ними обноски и не по каждому празднику получает долгожданную игрушку. Косвенные указания, но на вполне Рыбью судьбу. Это не Сатурн, вынуждающий с малолетства привыкать к лишениям и ограничениям. Это общий фон не-достатка, не-благополучия и не-комфорта, тонким налетом существующий поверх удачного, в целом, бытия – в душевном смысле.
С другой стороны – удачного для кого? У Рона любящие родители и братья, у него дружная (в большей своей части) и теплая семья, не страдающая излишним пессимизмом или склонностью впадать в уныние. И, тем не менее – сам Рон в него не просто нередко впадает, а, такое ощущение, что в глубине души из него и не выходит. Правильная Рыба страдает всегда, а, когда нет повода, то – просто, потому что жизнь такая. Это ее суть, она так мир воспринимает.
Все реплики Рона о родителях и их заботе пронизаны прорывающимся сквозь все понимающую тоску раздражением. Ему грустно, что собранный ему в дорогу сэндвич снова с тем, что он не любит – но на самом деле ему грустно, что внимание и силы матери рассредоточены по семерым детям, и ему – как он весьма эгоцентрично уверен – достается меньше, чем другим. Его свитер не того цвета, его мантия слишком стара, его палочкой пользовался Чарли, а крыса принадлежала Перси. Рон лишен возможности даже завести себе лично свое, отдельное домашнее животное – что уж говорить о новой одежде или метле? Бедный мальчик, не досталось ему в жизни счастья.
И так бы и оно и выглядело, если бы не его братья. Те самые, которые выросли у той же мамы, получают от нее те же свитера домашней вязки и те же сэндвичи на дорогу. И при этом не ходят с видом людей, замученных душевными терзаниями и тяжестью несправедливости мира. Все это наводит на смутные мысли, что проблема не в семье и бедности, а в голове у Рона, настырно ищущего повод, чтобы обоснованно и глубоко завуалировано пострадать – причем желательно такой, который нельзя изменить. Кроме Рыб, подобной особенностью в Зодиаке больше никто не грешит.
Рон – тактик-шахматист, а не стратег, он не продумывает и не анализирует ни события, ни собственные поступки и реакции. Он импульсивен, но импульсивен, скорее, интуитивно – при всей проявленности Марса, дающего Рону и вспыльчивость, и стремление решать проблемы криком и кулаками, он безволен и пассивен, реально не делая ничего, чтобы поводов для нытья стало хоть чуть поменьше. Он не в состоянии изменить свою жизнь самостоятельно; все, на что его хватает – это втихую завидовать более активным и успешным братьям (а таковые они у него все, даже сумевший перешагнуть через барьеры воспитания Перси) и с тоской вздыхать, глядя на старые мантии и очередной домашний свитер нелюбимого цвета. Даже бурная коммерческая деятельность близнецов в Хогвартсе при всей внешней заинтересованности Рона ею зацепила его лишь краем – в вопросах финансов Рыбы ужасающе бездарны. Причем не потому, что не способны просчитать выгоду, а именно по причине своей безвольности и упрямой склонности до последнего плыть по реке только вниз, да и то лишь со скоростью течения.
Рон подвержен чужому влиянию и, скорее всего, даже признает это за собой – он нуждается в сильном плече, которым жаждет восхищаться, и обладатель которого не должен презирать его за его слабость. Потому как, опять же, восхищаться он мог бы и братьями, и на них же и опираться, но те поголовно – сволочи, и бедного Рона шпыняют почем зря. Гарри Поттер на их фоне – идеальный партнер, несомненно, даже если забыть, что он еще и боевой трофей, которым приятно размахивать.
Кстати, еще один до жути Рыбий поступок Рона – это его совершенно мазохистская ссора с Гарри на четвертом курсе. Амбиций в мальчике так много, что они лезут через край и временами передавливают даже разумные и осознаваемые потребности. Ему пришлось в итоге выворачиваться наизнанку, проявляя максимум тактики при явно идиотском выборе стратегии (Рыба, что с нее взять), чтобы все же помириться с другом, без которого он снова стал серой тенью с безликой жизнью, каким и был до него.
2. Размышления на тему
Ни одно создание в Зодиаке не делится с такой мрачной и бесповоротной отчетливостью на высшую и низшую октавы, как Рыбы. Да, проявления любого из знаков различаются в зависимости от того, на какой ступени находится принадлежащий к ним человек, но только у Рыб пропасть между ними настолько огромна.
Низшая Рыба – это мусорная яма Зодиака. Здесь пластичность становится бесхребетностью, а восприимчивость и отзывчивость трансформируются, превращая Рыбку в полупрозрачную бескостную медузу, способную не только принять любую форму, но и изменить по заказу свою сущность, структуру и состав, дабы иметь способность проявлять нужные окружающей среде (в данный момент) свойства. Не самое плохое качество, если не считать того, что, грубо говоря, добра от зла низшая Рыба совершенно не отличает, и поэтому вляпаться может во что угодно, с одинаковым рвением стремясь стать незаменимой рядом с тем, кого пытается отражать, будь он хоть чертом, хоть ангелом.
Рыбу нельзя обвинить в предательстве – она не предает никогда. Она просто каждый раз, оказываясь рядом с впечатляющим ее человеком (а впечатлить ее несложно, она теряет волю при виде струящейся силы и лучащейся к ней лично доброжелательности), пытается создать для него максимально комфортную атмосферу, перестраиваясь практически мгновенно и в доли секунды переставая быть тем, чем являлась для кого-то другого. Поэтому в чем еще Рыбу нельзя обвинить, так это в глобальной преданности кому-либо. Она любит только до тех пор, пока сидит именно на этих коленях и кормится именно с этой руки.
Любая Рыба проще всего гребет до мира собственных фантазий, спонтанно выпадая туда из реальности, как только последняя ставит задачку чуть сложнее, чем дважды два. В мечтах у Рыбы всегда все гармонично, и, если высшая ипостась способна, не напрягаясь, протолкнуть свои мечты в жизнь, то низшая безвольна ровно настолько, чтобы подобного и не пытаться хотеть – ей не нужен гармоничный мир, ей нужны гармоничные фантазии. То есть, вы, конечно, может попробовать помочь бедной страдалице и подкорректировать окружающий мир, чтобы Рыбе было теплее и комфортнее, но, скорее всего, она обзовет это вмешательством в ее личные свободы и будет продолжать обоснованно страдать – именно потому, что страдание и есть ее настоящий комфорт. Правда, не стоит наивно надеяться, что она позволит кому-либо спокойно думать о себе подобную чушь.
Добиться реакции от Рыбы очень легко, но это не значит, что при этом от нее можно добиться настоящих чувств. Кидаясь с кулаками на Малфоя, крича на рискнувшую связаться с Крамом Гермиону, вываливая тонну возмущения на занявшуюся, наконец, своей личной жизнью Джинни или хохоча над проделками близнецов, Рон, как Рыба, в глубине души каждый раз прячет нечто совершенно иное. Его истинного отношения к происходящему ни его поступки, ни его слова не объявляют и не характеризуют. Что именно он прячет – вопрос когда-то открытый, а когда-то совершенно прозрачный, факт в том, что в эмоционально значимых ситуациях он никогда не демонстрирует того, что чувствует на самом деле. При всей его кажущейся простоте и открытости он абсолютно закрыт ото всех, в том числе и от Гарри, тогда как Рыба высшей октавы была бы на его месте предельно искренна и вывернута наружу – в любой ситуации без лишних жестов и намеков создавая неуловимую ауру доверия еще до того, как прозвучат первые слова.
Еще один факт в пользу принадлежности Рона к Рыбам низкого уровня – его реакция на ситуации, когда он оказывается обязанным кому-либо, за исключением провального и неинтересного ему Меркурианского плана (то есть, не считая учебы). Например, после чемпионата по квиддичу, когда Гарри что-то там ему подарил, Рон встал в позу и кочевряжился вплоть до рождества – хорошо, хоть не непрерывно – пытаясь вылезти из чешуи, но расплатиться и не остаться должным. Искренне не видя разницы между подарками и подачками, он не способен перешагнуть через собственную гордыню, в глубине души всегда ставя знак равенства между несамодостаточностью и унижением, не понимая, что самодостаточность – качество, вообще-то имеющее весьма слабое отношение к бытовым вопросам.
Неудивительно, что Гарри не сказал ему, куда дел выигрыш Тремудрого турнира. Рон и это благополучно отнес бы на счет своих долгов.
Рыбы высшей октавы имеют железобетонный иммунитет против фобий любого пошиба – они просто выше всей этой астральной мути на порядок, и даже способны, если приспичит, с легкостью навесить подобные страхи на окружающих (или столь же изящно и незаметно убрать), хоть и не понимают никогда, как именно они это делают. Рон же не только панически боится пауков, ему хорошо бы вообще когда-нибудь пережить свой страх – не то, что разбираться с чужими. Высшие Рыбы молчаливы и загадочны – Рон болтлив. Они способны передавать словами невербализуемые переживания – Рон же их словами, скорее, скрывает.
Рыбьи свойства лезут отовсюду, куда ни ткнись, вот только качеством Рыба, похоже, не вышла.
Кармическая задача Рыб состоит в самопожертвовании, но не бесцельном, а приводящем к взрывному духовному росту окружающих (хоть сам Христос и Козерог, но христианство – учение, Рыбье до мозга костей, и его жертва – самый простой тому пример). Рыба должна, просто обязана уметь относиться к миру так, чтобы видеть одновременно и его несовершенство, и свою в нем пассивно-любящую роль, именно отстраненной и возвышенной любовью изменяя его мелкие огрехи. Она должна быть покорна своей судьбе, понимая, что только так можно вычистить из собственной души грязь гордыни и суетности, получив взамен возможность любить.
Рон изначально отрицает окружающий мир, в этом его основная и глубинная проблема. Даже Перси, пойдя против родителей и привитых ими принципов, более смел и честен сам с собой – ему не нравится результат, и он пробует по-другому (не стану утверждать, что это – его личное решение, но тем не менее). Рону результат не нравится также, но сделать хоть какие-то телодвижения – да что там, решиться хотя бы на мысленные потуги! – в сторону возможных перемен ему в голову не приходит. Возможно, в первую очередь, потому, что любые перемены начинаются с принятия того, что уже есть – а есть бедность, в которой Рон – так же, как и Перси – винит родителей.
Однако тут в ход вступают жесткие принципы (Юпитер силен, от него никуда не деться) – Рон, как Рыба, неразвитая до убожества, видит мир плоским и состоящим из двух ограниченных крайностей. И родители в нем – на той же стороне, что и Гарри, спорить с которым Рон по определению не готов, пока находится под неотразимым влиянием его силы и решительности. Зажавшись в тисках этической проблемы, которую он (как и все Рыбы, скажем честно) придумал себе сам, Рон бьется, хватая ртом воздух и шлепая хвостом по бокам, но не может найти выхода. Ему не хочется повторять судьбу отца и матери – и он не может, да и не желает, идти против них, против Гарри и всех, кто за ними стоит. Осознать же, что сторон может быть чуть больше, чем две, да и вообще – одно с другим слабо связано – Рыбе не дано. У нее повод страдать иначе пропадет.
Это тупик, не выйдя из которого, Рон не сдвинется никуда.
Он ноет и хнычет, барахтаясь в унылых тяготах собственных будней, и только яркость приключений, в которые он вечно втаскивается следом за неуемным Поттером, спасает от того, чтобы объявить свою жизнь неудавшейся и, как любая Рыба подобного пошиба, начать тихо спиваться (скуриваться, скалываться или любым другим способом скатываться по наклонной в низшие слои тонкого мира). Такое ощущение, что, убери Гарри – и реальность Рона тут же снова потускнеет и облезет, явив глазу все свое неприкрытое убожество. А приключения дают шикарнейшую возможность продолжать предаваться самообману, делая вид, что это У НЕГО САМОГО, а вовсе не у Поттера, к которому он присосался, яркая и насыщенная судьба.
Рон не думает о будущем всерьез – пожалуй, он единственный из прописанных персонажей, кто не делает этого никогда. В его мечтах, как очевидно следует из канона, есть лишь продолжение череды цветных вспышек, которые дарит близость Гарри. Главное – не отставать от Поттера, и эту мысль Рон помнит всегда и твердо. Гарри идет в авроры? Отлично, я тоже. Никаких попыток прикинуть, нужна ли эта профессия лично ему и будет ли, вообще, ему комфортна жизнь сотрудника спецслужб. Будет – если Гарри рядом! Прямо страшно подумать, что будет, если Гарри в один прекрасный момент испарится с горизонта Рона Уизли.
Хотя, впрочем, результат получится вполне предсказуемый. Если Рыба высшего плана воспринимает страдания почти с искренней благодарностью всевышнему как раз потому, что под их влиянием действительно духовно растет, то такая, как Рон – потому, что они позволяют уткнуться в них носом и не делать более ни черта. Нет более запойных алкоголиков и упертых наркоманов, нежели ушедшая в мир фантазий Рыба – а уйти туда ей мало того, что регулярно есть соблазн, так еще и поводы иногда жизнь подкидывает! И тогда, например, можно сесть и оставшиеся лет пятьдесят творчески барахтаться в воспоминаниях о том, как однажды лунным вечером (или солнечным утром) Рыбе было хорошо. И горе тому, кто попытается вытащить ее наружу и заставить жить. Жизнь меркнет по сравнению с незамутненной чистотой ее страданий.
Подстава в том, что в мире Роулинг нет и не может быть места тому пути, который – единственный – мог бы сделать из Рона то, что предполагалось природой. Сложись ситуация иначе и не представляй она к финалу шестой книги разыгранный, как по нотам, шахматный этюд с предопределенным финалом, Рон вполне мог бы попробовать найти себя – в первую очередь потому, что путь Гарри тоже не был бы столь печально и бесповоротно предопределен. Да и вообще – не факт, что «сильным плечом» для нашей Рыбы в итоге оказался бы именно Поттер.
Пока Гарри рядом, Рон неизбежно будет гоняться за приключениями (то есть, за Поттером, по сути), убегая при этом от своей жизни. Но, не будь в мире Темного Лорда, приключений могло бы и поубавиться, да и Гарри, скорее всего, не отрицал бы так перепугано собственный Плутон, а смолоду вляпался бы в совершенно другие игры, от которых Рона (есть слабая надежда) могло бы мгновенно отнести за километр, почуй он в Гарри жесткость по отношению к себе – а игры с Плутоном вполне могли бы такую жесткость в Поттере сформировать.
Рыбий потенциал, по идее, должен развиваться в совершенно конкретную сторону. Не случайно ситуация воспитания Рыбы – это тот самый фон не-достатка и не-благополучия, в котором и вырос Рон. Рыба должна смолоду видеть все реалии нуждающегося в любви и заботе мира, дабы со временем найти точки выражения и приложения этой любви. Развитая ее ипостась способна, как никто, ощущать проблемные точки и шероховатости – что в людях, что в ситуациях, что в обществе в целом – и уметь их незримо заглаживать.
Талант Рыбы впечатываться в партнера с размаху всей душой и по самые уши в высоком варианте предполагает способность изящно и незаметно, буквально на тонком плане вычищать при этом его энергетический фон, оттягивая на себя всю накопившуюся астральную грязь и небрежно сплевывая ее в сторону, максимально этим расслабляя и давая необходимый отдых. Эдакая «маленькая женщина рядом с большим человеком», незаменимое существо для того, кто много трудится ради общего блага и не успевает заботиться о себе.
Низшая же Рыба – это прилипала, которая на полноценный симбионт не способна даже близко. Она – всего лишь банальный паразит, не умеющий заниматься собой самостоятельно и жаждущая, что ее напичкают нужными эмоциями. Присасываться и вытягивать энергию она может, но не ту, что мешает жить и творить, а как раз ту, на которой партнер жить и пытается. От воли партнера тут уже мало что зависит, но лучше ему быть посильнее и с желаниями своей сдуру прикормленной Рыбы совпадать – иначе она выжрет сама все, что сочтет нужным, предварительно вымотав эмоционально, как заправский вампир (и вновь невольно вспоминаются ссоры Рона с Гарри, Джинни и Гермионой).
Любые попытки Рыбы вписаться в меркантильный и жестокий реальный мир заранее обречены на провал – она чересчур бесхребетна по своей сути, чтобы выдержать конкуренцию и вытоптать себе место под солнцем. Ее удел – быть либо отражением того, кто вытопчет все за нее, либо (в совсем уж положительном варианте) – тем светочем божественной любви, который способен растворять мрак в душах даже законченных негодяев, даря им прощение, очищение и перерождение. Но, поскольку до роли матери Терезы Рону, как до мировой олимпиады по зельеварению, то максимум, на который он мог бы быть способен – это стать тем самым штатным душевным ассенизатором при ком-то великом. К слову сказать, великие люди к Рыбам вроде Рона и сами тянутся – ну, нравится им, когда кто-то так качественно отражает их великолепие!
Самое обидное, но от того не перестающее быть бьющим в точку определение для мужчины-Рыбки такого уровня – лузер. Сам по себе Рон не способен добиться совершенно ничего при всем его выраженном Марсе – активность есть, зато нет ни ума (Меркурия), ни воли (Солнца). Не самым лучшим образом воспитанный и прущий, где не надо, Юпитер, дал куда большие амбиции, нежели Рон в состоянии удовлетворить, при этом не вдолбив в его рыжую голову, что к честолюбию и далеко идущим планам (ну, мечтам в данном случае) неплохо было бы сначала приложить и голову. Подумать, то есть – а реализуемые ли все это, вообще, мечты? Или мы тут себе сами полноценное ложе для дальнейших страданий заранее копаем?
Путь аврора для Рона неприемлем даже в том случае, если Поттер сумеет остаться рядом, и будут они служить на благо общества бок о бок. Нет в Уизли ничего, что склоняло бы к подобной работе, кроме совершенно зачаточных Рыбьих задатков вычищать грязь отовсюду, где она есть (ему и их-то, похоже, никогда не развить). Рыба на войне способна быть лишь медсестрой – или священником, провожающим в последний путь павших воинов, но и то, и другое Рону, как очевидно, весьма не близко. А уж воин из низшей Рыбы просто никакой – она сломается и сопьется через пару действительно кровавых драк и ситуаций, где надо будет принимать решения самостоятельно и быстро, да еще и не только за себя.
Рон мог бы найти себя в искусстве, будь у него хоть малейший талант к чему-либо, кроме фантазий, бегания за Поттером и шахмат. Он мог бы стать хорошим мужем для сильной и деловой женщины, согласись он на столь немужскую роль и умудрись до нее дорасти – чему не сбыться, ибо путь от паразита до полноценного симбионта чересчур длинен и тернист, да и подразумевает куда более глубокий внутренний мир и совершенно иную степень внутренней честности, нежели та, на которую Рон с грехом пополам согласен.
В описанной каноном ситуации Рон оказывается зажатым между ужасом от перспективы собственного безвольного и апатичного будущего в отсутствии Гарри с одной стороны, и самим Гарри с его самоубийственными планами и выходками – с другой. Честное слово, просто от души надеюсь, что в финале Рон падет смертью храбрых (ну, или просто – случайно оказавшихся рядом). Это будет куда как лучше, нежели обнаружить себя беспомощным, потерянным и одиноким – а такой исход неизбежен, поскольку уж больно притянутым за уши кажется возможное счастье Гарри. Если Поттер и не умрет, то вряд ли потащит в будущее балласт в виде Рона Уизли – сдается мне, ему будет слегка не до того.
А, подхвати Рона, как переходящее из рук в руки красное знамя, Гермиона Грэйнджер – смерть в бою для самооценки и гордости мальчика была бы менее болезненным событием, нежели то, во что превратится в этом случае вся его дальнейшая жизнь. Потому как – не вижу я предпосылок, дабы наша медуза вдруг стала личностью, способной если и не быть собой, так хотя бы помогать быть собой другим.
Гермиона ГрейнджерАвтор: Friyana
Гермиона Грэйнджер
1. Штрихи к портрету.
Внешность и основные черты – Меркурианская Дева с Солнечными вкраплениями.
Внешность Гермионы в каноне описана, как ни странно, пролетом – изначально упоминаются густые, копной, волосы, да выступающие вперед зубы, да и то – от этого дефекта девушка худо-бедно на четвертом курсе таки избавилась.
Она решительна, у нее сильная воля, в ней есть стержень, не позволяющий терять себя даже рядом с таким мощным Солярием, как Гарри. Но этот стержень не Сатурнианский, а, скорее, Солнечный – во главу угла ставятся именно ее убеждения и решения, а не законы внешнего мира. Да, в ее принципах следовать правилам, но, если честно, уж больно легко она их каждый раз нарушает, пусть и за компанию с мальчишками, чтобы говорить о реально проработанном Сатурне. К тому же, из нее паршивый воспитатель, а любой мало-мальский Сатурнианец скорее утопит своих подопечных в ледяной воде, чем даст им поблажку. Не вызывает сомнений, что и Гарри, и Рон – ее подопечные, но при всех потугах привить им хоть какую-то усидчивость девушка каждый раз уступает и идет на поводу у чужого разгильдяйства. Это даже наводит на сомнения, так ли уж ей, и впрямь, нужно, чтобы мальчишки чему-то научились.
Если предположить, что стержень Солнечный, то все становится на свои места. Гермионе действительно не важен реальный результат ее нравоучений и проповедей – ей важен образ себя проповедующей. Прочие ее образы в эту схему также прекрасно вписываются – более чем нередко, вставая в позу и вкладывая массу сил в какое-либо дело, она не интересуется итогом своих действий, упиваясь самой позой. Артистические таланты в ней присутствуют – это видно по тем редким моментам, когда она врет, на первом курсе в истории с троллем и на пятом, заманивая Амбридж в Запретный Лес. Врет, надо сказать, неплохо и вдохновенно.
Но при этом ее сложно назвать рисующейся, в ней нет склонности быть в центре внимания, она не тянется к свету рамп и равнодушна к массовому поклонению или порицанию. Ей важнее, чтобы в ней признавали недюжинный интеллект – Солнце есть, но Меркурий перебивает и зашкаливает.
Гермиона умна и занудна, с этим даже не поспоришь. У нее энциклопедическое мышление, она легко и без напряга переходит на околонаучный язык, отвечая на уроках – чем, честно говоря, в каноне мало кто может похвастаться – она искренне полагает библиотеку источником нужных ей знаний и непоколебимо уверена, что хорошая успеваемость в школе есть именно то, что необходимо для успешной профессиональной деятельности в будущем. Меркурий выражен максимально, причем именно в Девьем варианте – четкая быстрая речь, внимание к мелочам и деталям, не по возрасту обширный словарный запас плюс действительно энциклопедический ум, способный выдать ответ на практический любой вопрос, если этот ответ вообще можно найти в книгах. Впрочем, если можно найти только вопрос, то оно тоже ничего не меняет – Гермиона и в этом случае до ответа рано или поздно докопается.
Заслоняющий все Меркурий легко принять за ведущий аспект ее личности (как и Солнце у Гарри), но, как и в случае Гарри, все не так просто. Под отшлифованным и блистающим Меркурием, если присмотреться, обнаруживается совершенно провальный, хоть и выпяченный, Юпитер.
Гермионе – даже при том, что она, магглорожденная ведьма, уже стала одной из лучших учениц школы волшебства – никогда не сидится на месте. И ее социальные проекты были бы смешны, если бы не были так грустны.
Такое ощущение, что у нее просто бзик на теме справедливости или несправедливости служения – и это касается не только домовых эльфов, она в принципе не может не встать в стойку каждый раз, когда речь заходит о социальном неравенстве (иначе с чего бы она так взъедалась каждый раз, когда упоминают ее происхождение?), что только подтверждает выраженность Юпитера. Правда, будь он и впрямь сильным, ее действия не были бы столь бестолковыми и направленными непонятно куда. Будь он просто пораженным, из девушки перли бы непомерные амбиции и жажда формальной власти, чего тоже в каноне не наблюдается. Юпитер присутствует, но он провален, как планета в изгнании либо в падении.
Правда, и падающим он быть тоже не может – такой аспект, скорее, дал бы «комплекс Чингисхана» и стремление изгаляться, раз за разом заставляя окружение выражать своему вожаку признательность и преданность все более извращенными способами. С некоторой натяжкой еще можно поверить в падающий Юпитер Тома Риддла, но никак не Гермионы Грэйнджер.
Следующий немаловажный момент жизни гриффиндорки – ее личная жизнь, в каноне прописанная вроде бы походя, но на самом деле громко вопящими, хоть и неброскими, штрихами. Ситуаций к разбору, по сути, две – Гилдерой Локхарт на втором курсе и Виктор Крам на четвертом.
Персонажи, навскидку между собой совершенно не связанные, если не принимать во внимание тот факт, что для Гермионы первейшим и неоспоримым авторитетом всегда является книга – а книг о себе и своих деяниях Локхарт написал немало, и все их прилежная девочка, как и положено, прочла еще до начала учебного года. Сравним с Крамом не реального, а мифически выписанного во множественных автобиографиях преподавателя Защиты – и красная нить засияет так, что начнет лупить по глазам.
Как Меркурианка – а, тем более, Девья Меркурианка – Грэйнджер, видя в книге информацию, противоречащую реальной жизни, испытывает примерно то же ощущение, что и математический модуль, когда его заставляют поделить что-нибудь на ноль. Она зависает и впадает в ступор, ибо печатное слово для нее – свято. Неразвитый в силу юного возраста и пока только набирающий обороты Меркурий цепляется за единственно возможное решение – игнорировать не укладывающиеся в книгу факты и продолжать верить в то, что написано. А написан человек яркий, сильный, смелый, не боящийся заглянуть смерти в лицо, а опасности – в затылок, с легкостью рискующий собой и не стыдящийся своей популярности. Три в одном – мощный Марс (сила), твердокаменное, но не выпяченное Солнце (воля), и стоящий за ними активный Юпитер (слава) – вот и весь секрет дороги в сердце Гермионы Грэйнджер.
Крам, к слову, как спортсмен, занимающийся весьма травматичным и опасным видом спорта, тоже Марсом не обижен, не назвать его волевой личностью сложно, да и со славой у него отношения, можно сказать, сложились. Не то чтобы Гермиона теряла волю при виде чужой известности, нет – она не из девочек-фанаток, мечтающих о великом. Она мечтает о равном – а равным, по ее мнению, может считаться только тот, кому испытания медными трубами до такого же факела, как и ей самой. Определенно, Юпитер у девушки в изгнании, причем не в Близнецах, а в Деве – ведь она-то испытание властью до пятого курса если и проходила, то только в теории и в фантазиях. И, тем не менее, это важно – чужой сильный, но положительный Юпитер. Когда свой провален, всегда в партнерском компенсируешься.
Это полбеды, хуже с Марсом, ибо проявленность Марса у самой Гермионы отсутствует. Здесь нет этой планеты ни со знаком плюс, ни со знаком минус – Грэйнджер не страдает ни агрессивностью и попытками бросаться в бой прежде, чем станет ясно, с кем воюем, ни трусостью и стремлением отсидеться в тылу, пока наши гибнут за правое дело. Будь Марс Гермионы отрицательным, имела бы место та же компенсация, что и с Юпитером. Будь он положительным, это вообще был бы зачудительный признак попыток действительно найти себе равного – как в случае с Солнцем. Но Марса у девушки – ни сильного, ни слабого, ни доброго, ни злого – нет. А тяга к образу «мачо» есть, и немаленькая.
Сразу напрашивается вопрос – какая именно часть Гермионы так тянется к грубой мужской силе? Подобное возможно только в одном случае – при совершенно кривобоком и при этом мощном негативном стоянии Венеры.
Гермиона аккуратна и одевается строго, по форме и без изысков, так что по ежедневным проявлениям ее Венера выглядит просто-напросто отсутствующей. И так бы оно и было, если бы в каноне не был описан именно ее женский образ – по сути, всего один раз, на рождественском балу. И этот образ – совершенен, недаром даже вроде бы знающий ее вдоль и поперек Гарри с первой пары взглядов не признал свою лучшую подругу в неизвестной красавице. Так что вопрос об отсутствии Венеры снимается – если и предположить, что Гермиону одевал кто-то другой, у кого есть и вкус, и стиль, то носила все это она весь вечер сама. И из образа при этом не выпадала ни чуточки. Девочку, Венера которой выключена напрочь, можно обрядить хоть в королеву, и она все равно останется неуклюжей шваброй в плохо сидящем на ней красивом платье. Здесь же такого не наблюдается даже близко.
Всем своим повседневным поведением личную жизнь Гермиона вроде бы отрицает – она не красуется, не флиртует ни с кем, не раздает авансы никому, кроме Локхарта на втором курсе (даже в истории с Крамом этот момент либо нарочно замят, либо Виктор и впрямь влюбился в «библиотечную крысу», разглядев одно под другим). Венера есть, но ее как бы и нет – или все годы в Хогвартсе девушка воспринимает не как свою жизнь, а как «рабочий период», когда не до чувств, что маловероятно – даже настолько гипертрофированный Меркурий не вычеркнет того, что перед нами – подросток со всеми полагающимися возрасту переживаниями.
Следовательно, стояние Венеры сильно, но негативно, судя по кособоким проявлениям.
А Меркурий минус Юпитер минус Венера – знакомьтесь, это Дева во всей красе.
2. Размышления на тему
При всей кажущейся простоте, Грэйнджер – персонаж весьма и весьма неоднозначный. На первый взгляд, все элементарно – и, если не копать глубоко, Гермиона выглядит на редкость цельной личностью, особенно на фоне остальных. Она знает, чего хочет, у нее пропасть и тьма тьмущая успешно используемых сфер для самореализации, она – человек, без сомнения, сильный, яркий и уж точно не живущий чужой жизнью.
На второй взгляд все уже не так радужно. Начнем с многострадальных эльфов.
Как Дева, видя несовершенство в каком-то из участков системы, Гермиона каждый раз кидается «наводить порядок». Тут стоит заметить, что о том, что такое «порядок» в понятии Девы, лучше вообще не распространяться – нормальные люди в этом существовать не могут, поскольку любые проявления жизни (то бишь хаоса) будут безжалостно приравнены Девой к беспорядку и уничтожены на месте. Красоту цветущей розы (или прелесть зарождающегося чувства) Дева пытается понять, сосредоточенно выдрав все лепестки и детально изучив каждый. Она из тех людей, которые расставляют в шкафу книги по алфавиту и аккуратно надписывают каждую баночку с приправой на кухне (и хорошо, если при этом не заводят каталог, в котором указано, где какая баночка обязана стоять). Лишить Деву порядка означает упасть в ее глазах ниже плинтуса и, в лучшем случае, занять после этого в ее жизни место бесповоротно нуждающегося в опеке существа – кстати, в этом смысле совершенно неудивительно и понятно, почему Гермиона именно так обращается и с Гарри, и с Роном – они оба бардачники.
Обнаруживая бардак в любой части окружающего мира, Дева ведет себя одинаково – подправляет «кривую», на ее взгляд, часть. Проблема в том, что, если к беспорядку в квартире такой подход применять можно и нужно, то несовершенство системы подобным образом не лечится. Система – это нечто, выстроенное, в первую очередь, идеологически. Нечто, состоящее из множества слишком связанных друг с другом частей, чтобы можно было безболезненно изменить одну, не развалив все целиком. Нечто, имеющее фундамент, на котором выросло то, что выросло, и ничего другого вырасти уже не сможет. Как глупо надеяться, что, впихнув на восьмой этаж дома «недостающий» бассейн, в итоге не получишь груду развалин, так глупо и полагать, что, освободив повязанных кучей правил и законов эльфов, добьешься мира и гармонии во всем мире.
Но именно этого факта Дева в упор не осознает. С ее болезненным пристальным вниманием к деталям и мелочам она являет собой как раз тот случай, когда человек «за деревьями леса не видит». Познать суть, цель и смысл существования всей системы в целом Деве не дано, ее ум устроен иначе и воспринимает мир разделенным на простые и понятные формы, нуждающиеся в доработке. Отрицательный Юпитер не позволяет охватить взглядом всю задачу, его широта и размах Деве недоступны, и поэтому она не способна ни управлять, ни строить нечто глобальное, ни совершенствовать уже выстроенное. Точнее, может – но только под жестким руководством Юпитерианца, только в четко оговоренных пунктах, и никоим образом не самостоятельно.
Поэтому мои глубокие сожаления тем фикрайтерам, кто спит и видит Гермиону чуть ли не Министром Магии и директором Хогвартса в одном лице – управленческие должности Деве недоступны по определению. В этой роли она выглядит еще плачевнее, чем усаженная в мягкое кресло Рыба – хотя бы потому, что тут же рьяно бросается в идиотские и невыполнимые частности, разрушая основы.
Именно Дева может начать латать прорехи в бюджете, не понимая, что этим обнажает другие, более важные, его пункты, или кидаться в социальные программы типа «повысим налоги богатым и раздадим излишки бедным», не прикинув, что взятки от тех, у кого она сейчас что-то отнимает, и составляли, вообще-то, треть поступлений в бюджет.
Проект «освободим эльфов» обдуман и осмыслен примерно до той же степени, если не меньше, и совершенно очевидно, что бедные домовики с их реальными проблемами, по сути, Гермионе до факела. Она готова отмахиваться от них и их попыток что-то на данную тему прояснить так же свободно, как отмахивается от любого, кто против идеи. Кстати, даже ее шапки и носки, судя по канону, «слабо друг от друга отличаются», а вы покажите мне Деву, которая будет создавать несовершенную вещь! Разве что – если на вещь ей глубоко при этом положить, на самом-то деле, да и на тех, кто будет ее носить.
Зачем, казалось бы, вообще Гермионе эльфы? У нее нет болезненного желания спасать всех и каждого – иначе она бы только и делала, например, что радостно писала рефераты за Гарри и Рона, а в каноне мы видим регулярный и неизбежный скандал вокруг каждого списывания. У нее есть, мягко говоря, странные попытки поправить любое несовершенство мира, причем не ради славы или общего блага, как было бы при положительном сильном Юпитере, а ради торжества своего понимания порядка. Общее благо здесь, к сожалению – лишь декларируемая ценность, поскольку о реальных эльфах Гермиона не думает совершенно. Подкидывая им одежду, она не пытается выяснить результат, позволяя себе думать, что ее радостно «взяли», она не начинает пропадать сутками на кухне, как только ей становится известно, как именно туда пройти, а ведь домовиков там – целое гнездование, иди и изучай проблемы целевой аудитории, пока не надоест. Даже видя страдания Винки, она делает вывод не о том, как плохо эльфу (существу, судя по всему, с совершенно явным импринтингом на хозяина), оставшемуся не у дел, а о том, насколько глубоки и мерзки корни многовековой привязанности слуг к господину.
Вывод напрашивается один, все тот же самый – Гермионе неинтересны реальные эльфы с их реальными проблемами. Она не жаждет какого бы то ни было результата своей деятельности. Она наслаждается процессом – как прекрасна я, заботящаяся о мировой справедливости.
В ее отношениях с Гарри и Роном, которые, если вглядеться, строятся по тому же принципу, вывод применяется с аналогичным успехом. Гермионе не важно по большому счету, научатся ли мальчики тому, чему им в школе положено научиться, раз она позволяет списывания и берет на себя все, что взваливают – и, тем не менее, занудствовать и капать на мозги она за все годы так и не перестает. Почему? Все потому же – как прекрасна я, толкающая мудрую речь неразумным подросткам. Тщательно скрываемое, но оттого не менее заметное Солнце жаждет компенсации, и медленно формирующийся и набирающий обороты синдром навязчивости красной нитью проходит через все повествование.
Гермиона в мире волшебников – пария по происхождению, что бы ни говорили на эту тему Дамблдор, МакГонагалл и прочие уважаемые ею люди. Она – грязнокровка, и она это знает. И помнит об этом всегда, выползая из шкуры, но стараясь оправдать доверие людей, приславших ей черт знает когда письмо из Хогвартса. Неглупая и прилежная девочка, она ведет себя так, словно письмо ей написали авансом, дабы впоследствии убедиться, не прогадали ли, взявшись учить магглорожденную ведьму.
Честное слово, иногда гипертрофированное желание не быть худшей выглядит еще грустнее, чем нежелание бороться за свое место в мире вообще – в первую очередь потому, что все достижения самой Гермионе, похоже, не нужны совершенно.
Кармическая задача Девы – подчистка мелочей, вылизывание и доведение решенной кем-то другим задачи до отточенного финального блеска. Ее принцип – «делать надо хорошо, плохо и само получится» (кто бы объяснил Гермионе, что это относится не только к учебе или работе, но и к личным отношениям, и ко всему остальному). Проработанная, сильная Дева отдает себе отчет в том, что у нее разбегаются глаза при виде большой задачи, поскольку количество мелочей, из которых та состоит, не поддается подсчету. Она не станет хвататься за проекты в одиночку, не полезет туда, где нужно предварительное создание идеологической базы и не возьмется заниматься чьим-либо воспитанием, потому как – вот уж чего без сильного положительного Юпитера (да и Сатурна) хрен добьешься!
И, тем не менее, каноническая Гермиона все это делает – или, вернее сказать, пытается. Налицо мощное отрицание собственных жизненных задач и перекрывающие их попытки компенсироваться в том, что ей по определению не дано.
Самая большая проблема любой Девы – это социально одобренная необходимость адекватно реагировать на свои и чужие чувства и все, что с ними связано.
Венера в Деве – штука, на слабонервных зрителей явно не рассчитанная. Конечно, любая падающая планета в проявлениях извращается, как может, демонстрируя при этом просто бездну фантазии, но этот случай – один из самых горьких и печальных. Грустнее, наверное, только Луна в Скорпионе, когда вся глубинная эмоциональная жизнь превращается обладателем аспекта в холодное оружие, и рубит оно непрерывно, то есть по чему попало. Вылечить нельзя, можно только рядом не стоять – если, конечно, вы не мазохист.
Во-первых, Девья Венера совершенно, ни грамма, не смыслит в чувствах. Она проницательна и умна, пока речь не заходит о силовых раскладах – в глубине души любая Венера в Деве спит и видит, что ее подавят, додавят, и выдавят-таки из нее «настоящую любовь». Все потому, что чувствовать, как все, она попросту не умеет. Не дано. Ум Девы зациклен на беспрерывном функционировании настолько, что препарирует и анализирует каждый нюанс собственных переживаний.
Во-вторых, она же во всем пытается быть совершенной. Ее выворачивает наизнанку при мысли, что есть простейшая сфера, в которой любой идиот способен добиваться успеха, а она, умница-разумница, хлопает глазами и в упор не понимает, что к чему и почему. Комплексует при этом почем зря, всеми силами демонстрирует успешность в других областях, громко заявляет, что всякие там чувства она видала далеко идущими лесом, и при этом – безмерно страдает от того, что не понимает, то ли она – душевный инвалид, то ли весь мир вокруг дружно придуривается.
Влюбиться по уши и потерять рассудок Дева не способна. Точнее, если у нее все в порядке с головой – потому что иногда, бывает, крышу срывает напрочь, и нет зрелища печальней, чем слетевшая с резьбы Дева. Обычно такое случается в весьма юном возрасте – повзрослев, она за свои мозги держится покрепче и подобного уже не допускает – и всегда характеризуется наличием всех признаков маниакально-депрессивного психоза. Дева теряет покой и сон, не видит ни черта, кроме любимого, раскрашивает его в самые что ни на есть приятные себе тона, в упор не замечая реальных черт, носится за ним, как угорелая, впадает в агрессию, если попробовать открыть ей глаза, и может даже на время лишиться своей неизбывной мелочности и брюзгливой занудности. Одним словом, перестает быть собой совершенно – история с Локхартом в каноне иллюстрирует этот этап просто отлично.
Дева – не романтик, и ее влюбленностью движет не желание реализовать девичьи фантазии. В ней вопит стремящийся к совершенству педант, требующий, вынуждающий ее быть не хуже других. Если все вокруг влюбляются, я тоже должна – эту истину Дева знает с пеленок, поскольку читает книжки, смотрит кино и вообще потребляет полноценную дозу помешанной на межполовых отношениях цивилизованной человеческой культуры.
И, однажды решившись, она, фактически, сносит себе башню самостоятельно, отключая мозг в попытках понять, что ж там такое интересное весь мир находит в этих самых чертовых романтических отношениях. Смотреть на это действо тошно и жутковато, одно радует – долго такое не длится. Организм рано или поздно возьмет свое даже у свихнувшейся Девы – и одной попытки ей хватает, обычно, на всю жизнь.
Пережив подобный кризис, Дева меняется раз и навсегда, причем, как правило, все еще в юном возрасте. С этого момента она принимает для себя собственный доходящий временами до цинизма практицизм и хотя бы внутренне перестает корчить из себя романтичную барышню. Она знает, что ничего не чувствует, и с успехом заменяет сердце разумом, принимая решения головой во всех сферах, включая секс, замужество и прочую личную жизнь.
К сексу Дева относится в лучшем случае, как к полезному для организма виду зарядки (разрядки). Неземные страсти с ней невозможны в принципе, и возвышенному романтичному юноше в ее постели и жизни по большому счету делать нечего, разве что зарабатывать себе комплекс неполноценности. Трезво подходя к выбору партнера, Дева никогда не ввяжется в ненужные или неперспективные для нее отношения. Слово «любовь» в своем лексиконе она спокойно заменяет словом «забота», а слово «хочу» – словом «надо». Мои сожаления тем фикрайтерам, кто пытается пробудить в Гермионе всепоглощающую чувственность – ей там просто не из чего будиться.
Решив, что кто-то из мужчин ей подходит, Дева не станет ломаться и ждать у моря погоды. Скорее всего, она выдаст избраннику ключ от квартиры, сообщит, куда класть газеты, в каком порядке поливать цветы и чем кормить рыбок, и отчалит на работу, поскольку у нее плотный график и жесткий распорядок дня. У нее всегда график, куда ни ткнись. Она по нему взрослеет, выходит замуж, рожает детей, делает карьеру и покупает новые тряпки. Мужчине остается только вписаться, так как изменить Деву нереально, каким бы уродским и притянутым за уши ее жизненный план со стороны ни казался.
Идеальный для нее вариант – это партнер с собственным графиком, увлеченный своими делами, в меру восхищающийся ее талантами к наведению порядка и ценящий ее маниакальную мелочность. Если рядом с ней вдруг оказывается человек рассеянный и мечтательный, которого надо заставлять и пинать, дело плохо – с таким созданием Дева может связаться только при тотально низкой самооценке.
О ней же в Гермионе говорит и тот самый образ «мачо», к которому ее по канону неизбежно тянет. Жажда ощутить рядом сильное плечо и прислониться к нему проста и понятна, когда видишь подобное в романтичных Лунных девочках или в чувственных Венерианках. Гермиону Грэйнджер нельзя назвать ни глубоко эмоциональной, ни чувственной натурой. Она холодна и расчетлива, как все Девы – при всей ее внешней доброте, которая на самом деле забота, которая, в свою очередь, на самом деле и есть именно та, остаточная, любовь, и только на нее Гермиона и способна.
Следовательно, тяга к грубой силе в ней тоже имеет не настоящие корни, а является следствием очередного переноса. Образ складывается все более издерганный и далекий от своего внутреннего «я».
Магглорожденная Грэйнджер изначально воспринимает мир волшебников, как агрессивный, чужой и враждебный. Она готова к тому, что ее не примут, и пытается заранее дать себе фору, прочитав все, что читается, и вызубрив все, что зубрится. Знания и книги для нее – единственно доступный щит, и она прикрывается им со всех сторон.
Не зря на первом курсе мальчики застали ее плачущей в туалете – будь Гермиона и впрямь самодостаточной зубрилкой, ей было бы плевать на чужие пожелания дружить или не дружить с ней. Но она горько рыдает – она так и знала, она старается быть лучшей, но волшебный мир все равно против, он не принимает ее, он ее отталкивает!
Гарри, пожалев несчастную заучку, буквально вытащил ее из начинающегося припадка самобичевания, заодно получив массу пока еще непривычных переживаний на тему «как же классно я всех спасаю». Впрочем, Гермиона впоследствии заплатила ему искренне и от души – работая мозгом там, где сам Гарри думать уже не в состоянии, и заодно получая вкусные ощущения на тему «как прекрасна я, воспитывающая рассеянного недоумка». Определенно, они друг друга стоят.
Девочка боится, что ее будут травить и изгонять из волшебного мира, и защищается от него, как может. Естественно, ее тянет к грубой силе – когда мир по отношению к тебе агрессивен (или ты на эту тему мнителен), всегда хочется иметь рядом защитника.
Проблема в том, что ей самой такой партнер совершенно не нужен. Он нужен ее страху и боязни не реализоваться – той самой, что вынуждает Гермиону гоняться за высшими баллами, перечитывать все книги на сотый раз и пробиваться в списки лучших из лучших. Именно страх руководит ее действиями, а вовсе не жажда самореализации – никто не станет реализовываться, занимаясь проблемами эльфов, которые по большому счету не интересны и не важны, да и результат работы не очень-то принципиален. Это не реализация, это истерические попытки придать себе активный деловой вид.
К тому же, Дева сама по себе равнодушна к лаврам и подиумам. Ей безразлично, будет она лучше всех или нет – ей нужен максимально полный для нее объем знаний, вот и все, и полноту она прекрасно способна определить сама. Все срывы и истерики Гермионы по поводу «ах, мне поставят не высший балл!» тоже идут не от личностных качеств, а от страха, что ее не оценят. Она защищается баллами и достижениями от враждебного ей магического мира, а вовсе не реализуется в них.
Можно ли избавить Гермиону от страха – вопрос открытый. В первую голову, ей неплохо бы признать, что ее место в жизни – это место вечной подчиненной, которая всего лишь четко и без задержек выполняет свою рутинную работу, для чего, в общем-то, высокие оценки не важны совершенно. Важна четкость и собранность, а они никак не зависят от того, что об этом думают профессора или коллеги.
Идеальная для Девы сфера деятельности – наука, медицина, бухгалтерия или помощь большому человеку в мелких делах (попросту говоря, должность секретарши). Никоим образом не разработка стратегии и тактики военных действий – в этой роли в Ордене Феникса каноническая Гермиона не выступит никогда, просто провалится (мои сожаления тем фикрайтерам, кто думал иначе). Никоим образом не политика, не управление и не бизнес – ее мелочный ум хорошо способен дробить, но ему абсолютно не дано видеть картину в целом. Никоим образом не рядом с людьми – в людях Дева не разбирается, зато хорошо приплетает в тему и не очень чужие высказывания об отношениях в качестве советов.
Ее совет Джинни, о котором та обмолвилась в шестой книге, тому типичный пример – заставить влюбленную девочку оторваться от любимого и для начала самой стать личностью, чтобы обратить на себя его внимание – это слишком сложный вывод для подростка, которым Гермиона тогда являлась. Больше похоже на повторение чьих-то слов, причем, скорее всего, когда-то сказанных именно Гермионе – вся ее жизнь, судя по канону, есть идиотская, доведенная до абсурда своим максимализмом попытка следовать этой услышанной однажды истине. И девушка свято верит, что, гоняясь за ненужными ей регалиями и занимаясь вещами, в которых она совершенно не смыслит, она обретет себя.
@темы:
портрет персонажа,
книги,
гп