вторник, 08 сентября 2009
Невилл ЛонгботтомАвтор: Friyana
Невилл Лонгботтом
1. Штрихи к портрету.
Внешность и основные черты – Нептунианский Водолей с сильной Марсианской линией.
Наличие основополагающей женской планеты в карте Невилла не вызывает сомнений с самого его первого появления в каноне. Круглолицый мальчик, регулярно создающий у окружающих ощущение, что он вот-вот расплачется – правда, к слову, плакать он при этом так ни разу и не начинает. Негромкая, не очень внятная речь, ощущение забитости, он словно старается быть тише и незаметнее, чем он есть – и при этом поневоле обращает на себя внимание. Он неуклюж, рассеян и вечно что-то забывает или теряет.
Женская планета присутствует однозначно, причем, похоже, водная, а не земная – Невилл скорее раним, чем практичен. Луна отпадает по многим признакам, несмотря на почти что Луноликую рожицу и намек на плаксивость. В первую очередь потому, что дальше намеков дело все-таки не идет, а во вторую – по причине полнейшего отсутствия в Невилле Лунной страсти к передергиваниям и нечестной игре в битье по чувствам собеседника.
Еще одна особенность мальчика – если смотреть на него непредвзято, то складывается ощущение, что, как живое существо, он куда ближе к растениям, чем к людям. Он понимает их, ему с ними комфортно, он готов копаться в них сутками, изучая и опекая, невзирая на то, что часть из них – потенциально опасны, да и вообще – не люди, чтобы относиться к ним с такой яростной нежностью. И это при том, что с людьми ему налаживать отношения и хотя бы выглядеть социально адекватным более чем непросто – он патологически зависит от доброжелательности собеседника. Похожей особенностью в каноне обладает только Хагрид – с его страстью к животным – и подобный талант находить общий язык с нечеловеческим подвидом указывает на обязательную проявленность высшей планеты. Причем – женской, в обоих случаях. То есть, Нептуна – ибо других высших женских планет попросту не имеется.
Растения можно изучать, как ученый, препарируя и исследуя их в лабораторных условиях – к Невиллу это не относится. Он действительно живет ими и с ними, таскает за собой плюющиеся непонятно чем кактусы и по степени переполненности информацией о них способен, как временами кажется, переплюнуть Гермиону, знающую все обо всем.
Еще один слабый намек на присутствие Нептуна в жизни Невилла – сумасшедшие родители. Так или иначе, но тема душевных заболеваний близка всем Нептунианцам – они просто ходят совсем рядом, почти рука об руку, с сумасшествием, когда в сознании начинает путаться мир реальный и мир вымышленный. И либо рано или поздно скатываются в клинику для душевнобольных – либо навещают там кого-то, кто для них дорог и важен. Как Плутон проехался по Поттеру, выкосив его родителей, так и Нептун с малолетства проехался по Невиллу, фактически тоже оставив его сиротой.
Невилл упорен и терпелив – невзирая на всю свою неуклюжесть, он до последнего упрямо борется с не поддающимися ему предметами. И, кстати, когда вопрос встает для него ребром, он вполне так добивается успеха в изучении боевых заклинаний на занятиях «АД». Что, кстати, наводит на мысль о том, что до пятого курса у него просто не было достаточной мотивации. И отсюда следует еще один очень важный момент.
Основной – немалой уж точно – мотивацией Невилла является его бабушка – образец суровости, строгости и требовательности. Сатурнианка, методично выколачивающая из воспитанника ростки того, что само не проклевывается и под действием слабой силы не выжимается. Лишенный родителей, оставленный на попечение бабушки и прошедший в детские годы ее «школу выживания» - а иначе методы Сатурнианца никак и не назовешь – Невилл выглядит забитым и основательно запуганным возможной реакцией собеседника ребенком. При этом в качестве реакции он никогда не ждет прямой агрессии – скорее, он готов к неизбежному возмездию за каждый проступок.
Невилл не разболтан и не отличается любовью к шалостям – он всего лишь до безобразия неуклюж, как любой оторванный от реальности Нептунианец. Но и его неуклюжести достаточно, чтобы вызвать – нет, не гнев, но суровую непреклонную расплату за содеянное уж точно – бабушки. Не то чтобы Невилл ее боялся – скорее, к одиннадцати годам он успел твердо уяснить, что такое последовательное воспитание в понятиях Сатурнианца. И именно этим обусловлены его реакции на собственные ошибки – он не столько пугается, что его накажут, сколько ЗНАЕТ, что ему воздадут по заслугам, и это будет правильно. Он ни разу за все годы учебы не высказывает никаких претензий о своей опекунше – он всего лишь знает, что его ждет, если она будет недовольна.
Линия Сатурна в мальчике проработана почти идеально. Причем не просто проработана (возвращаясь к вопросу о мотивации) – по возможности следуя указаниям бабушки и никак не желая ее разочаровывать, Невилл добивается успеха в боевых заклинаниях только тогда, когда начинает хотеть этого сам. А все предыдущее время – благополучно бабушку игнорирует. Сатурнианку со стажем, с пеленок вколотившую в него, что такое хорошо и чем чревато плохо.
Вывод напрашивается только один – в Невилле самом задатки Сатурна не просто есть, они есть более чем благодатно. Иначе – не представляю, как добиться от одиннадцатилетнего ребенка такого смирения и при этом такой спокойной и выдержанной устойчивой собственной внутренней позиции.
Невиллу на самом деле не нравится оказываться в центре внимания – достаточно увидеть, как он краснеет и теряется каждый раз, когда все смотрят в его сторону. Причем – ладно бы, когда дело касается тех случаев, где он выглядит полным идиотом, снова что-то разбившим, уронившим или потерявшим на ровном месте. Ему не нравится и внимание заслуженное – на уроке Защиты на четвертом курсе, когда Моуди хвалит его за успехи в травологии, Невилл точно так же, как и всегда, готов провалиться сквозь землю. Да, ему приятно, что его хвалят – но он, похоже, не переносит больше двух взглядов в свою сторону одновременно.
Мальчик не просто не лезет в центр – он забивается в угол. Кого не слышно никогда, так это Невилла, кто всегда тише всех – так это он. Раствориться в толпе и слиться с интерьером – вот что он пытается делать всегда, когда находится в присутствии даже дружественно настроенной толпы. Единственное исключение – это когда он хвастается своими растениями. Причем все равно – не на ноте «смотрите, что я вырастил» или «смотрите, что у меня есть», а, скорее, «восхититесь, какое ОНО!». Даже в этом случае – перенос акцента со своей персоны на нечто, на его взгляд, куда более восхитительное.
Солнечные проявления можно смело отметить, как отрицательные. Невилл не стремится быть лидером, он, в отличие от Гарри, меньше всего похож на светящийся в темноте маяк, слепящий каждого, кто на него наткнется. В нем есть стержень – но этот стержень не Солнечный. Невилл – не эгоцентрик, и он-то, как раз, как Нептунианец, прекрасно слышит и чувствует настроения окружающих. Возможно, поэтому и предпочитает сидеть в углу и возиться с куда более человечными, чем многие люди, растениями.
Суммируя выводы, Сатурн плюс Нептун минус Солнце – получаем почти Водолея. Из формулы выпадает только Марс, о котором здесь тоже нельзя не заикнуться.
Красивый Марс, иначе не сформулируешь. Никакой агрессии. Никакой вспыльчивости, ярости, выпадов и жажды активных действий на ровном месте. Никаких эксцессов на почве любовных похождений. И в то же время – спокойная и отчетливая готовность бить, если действительно понадобится. Готовность встать и выложиться на полную катушку, как только Сатурн в башке щелкнет и выдаст – пора, вот здесь уже оно того стоит.
Все это здорово напоминает экзальтированное проявление Марса в Козероге, и туда же даже укладывается Сатурн, но – Нептун, все же, проявлен в Невилле куда сильнее и играет более важную роль, чем Марс. К тому же, Козерог подразумевает отрицание Луны (что в случае Невилла маловероятно, а падающий Юпитер – так вообще ни при чем), Водолей же – отрицание Солнца. По долгому и здравому размышлению, ставлю на Водолея, хотя и урезанного, поскольку Уран не проявлен и не включен.
За все шесть книг Невилл фактически срывается в свою Марсианскую ипостась дважды (и куда только девается при этом хнычущий потерянный мальчик!) – бросаясь в драку на Малфоя, походя проехавшегося по жертвам клиники св. Мунго, и занимаясь отчаянной самодеятельностью под руководством Гарри в Министерстве на пятом курсе. Кстати, опять же – под руководством. Какое тут, нафиг, Солнце, если в первой же важной для тебя битве ты беспрекословно подчиняешься более безбашенному другу, отмахнувшись от его мнения лишь, когда решался вопрос о твоем участии в операции. Что тоже характерно. То, что Невиллу действительно важно – он получает, причем с достаточно спокойным и изящным нажимом, чтобы каждый раз хотелось поаплодировать. Другой вопрос, что не так уж во многом он и нуждается.
2. Размышления на тему
Случай Невилла чуть более нетривиален, чем той же Трелони или Луны Лавгуд (куда более хрестоматийные Нептунианки), но отрицать Нептун в нем сложно – такая связь с природой, как у Лонгботтома, просто не оставляет иных выборов для анализа.
Умение находить общий язык с природой – в любом ее проявлении – качество, для человека редкое, в основном, по причине того, что за ним должна стоять, как минимум, полноценная способность чувствовать. Нептун дает своему обладателю тонкое, но очень четкое ощущение гармонии на уровне энергий. Нептунианец – это именно тот, кто на самом деле знает, что хорошо, что плохо, а за что – по заднице, хотя бы потому, что считывает эту информацию напрямую из тонкого плана. Он смотрит на мир с другой стороны – не с той, на которой люди – и потому всегда выглядит слегка «не от мира сего». Впрочем, в той или иной мере это справедливо для жертвы (пардон, обладателя) любой высшей планеты.
Каждый Нептунианец, как следствие, безоговорочно – эмпат. Хотя и не любой эмпат – Нептунианец. Способность понимать растения (или животных) и не может быть отделена от эмпатии – и Невилл, как представитель этой планеты, не может ею не обладать. В нем всегда присутствует неформализуемое, но очень четкое ощущение, кто есть кто, он чувствует людей, их внутреннюю сущность, их настроения и состояния. Он просто не может не чувствовать их – а, следовательно, он один из немногих детей в каноне, кто понимает, что происходит. Кто понимает больше, чем положено понимать ребенку.
Да, не любой Нептунианец, способный чувствовать, способен и понимать. Если первое идет сверху прямым потоком, тупо сваливаясь в душу, то второе уже есть следствие пропускания первого через голову. Голову для этого, во-первых, надо все же иметь, а во-вторых – на той самой грани между мирами, где находятся Нептунианцы, надо стоять чуть ближе к той стороне, за которой – люди. Трелони (даже при условии наличия у нее головы) определенно от людей далека, как вспышка сверхновой. Грубо говоря, сигналы тонкого мира (хотя и не факт, что из высших его слоев) ей куда слышнее и понятнее, чем все, что происходит в человеческом социуме – отчего бедняжка и прячется в своей башне, мир ей просто некомфортен, при таком-то от него отрыве.
Невилл, с его Сатурном, выглядит существом, куда более очеловеченным. При всей его оторванности от земного и бренного, он способен поддерживать разговоры на общие темы, его интересы хоть немного пересекаются с общесоциальными (не считая маньячной страсти к растениям) и он вполне адекватно выглядит. Для Нептунианца, причем такого уровня – почти подвиг. Впрочем, что удивляться подвигам – когда ребенка воспитывает Сатурнианец, он в итоге и не на то будет способен, если ему это зачем-то понадобится.
Так что – понимание здесь более чем вероятно. Следовательно, Невилл – это тот, кто не может не знать истинных страхов Гарри, не видеть истинных мотивов Гермионы, не слышать истинных желаний Рона. Честно говоря, в этом случае не удивительно, что он предпочитает одиночество и общество растений людям.
Еще один мелкий момент по поводу эмпатии Невилла – это его, скажем так, своеобразная реакция на Снейпа. Неоспоримо проработанный мощный Марс мальчика ставит под большое сомнение, что его можно чем-либо напугать – и, тем не менее, каждый раз, сталкиваясь с профессором Алхимии, он впадает в ступор, больше похожий на истерику. Отдельный вопрос, почему Снейп не прекращает из года в год своих массированных попыток выжать из Лонгботтома «еще пачку эмоций», но – с чего бы Невиллу так реагировать?
Напрашивается только один вариант – в этом человеке действительно есть то, чего стоит бояться. И оно – то, что он в себе носит – страшно настолько, что тонкая сущность Нептунианца не в состоянии переварить иррациональную фобию и перестать стекленеть каждый раз, как только ЭТО оказывается рядом. Не зря же даже боггарт Невилла – существо, по идее вербализующее самый большой страх – выглядит, как внимательно смотрящий на мальчика Снейп. И, возможно, Северус прекрасно интуитивно чувствует, какой именно эффект оказывает на своего студента, и почему.
Данная информация уже вряд ли переводима в доступные термины и рационально познаваема Невиллом. Сильный Нептун просто дает способность чувствовать, поглощать чужие переживания, как тонкая мембрана – напрямую, и ее невозможно заткнуть или заглушить на время. Нептунианец вынужден глотать все, что на него валится, и единственное, что он может сделать – максимально отгородиться, поставить барьер между собой и другими людьми, изо всех сил цепляясь за собственный внутренний стержень, дабы не потерять себя в этом потоке лиц. В случае нормальных людей это помогает – в случае Снейпа, как видно, нет. Невилл Лонгботтом – индикатор сущности бывшего Пожирателя Смерти.
Здесь стоит вспомнить, в чем заключается слабое место каждого Водолея, даже при условии полной выключенности у него Урана – а у Невилла Уран попросту отсутствует, как класс. Активнее всего Водолей шарахается от любых инфернальных проявлений грубой силы – не бытовой, Марсианской, с которой он вполне способен справиться, а потусторонней, неподвластной человеку, сметающей все.
Другими словами, весьма болезненное восприятие любых функций и включений Плутона – в том числе и в людях.
Так что, наверное, вовсе не странно, что Невилл так реагирует на закоренелых Плутонианцев, живущих одной силой духа и варящихся в собственном аду так давно, что уже, похоже, научившихся получать от этого удовольствие. Вот только Нептунианцу смотреть на подобный кошмар – удовольствия мало. И возраст еще не тот, чтобы пытаться влиять, или сбегать, сломя голову, или хотя бы научиться хоть как-то переваривать и использовать.
Невиллу никогда не стать властителем и вершителем судеб, как Юптерианец Дамблдор. Ему никогда не выйти на реальные попытки подчинить себе мир и покрыть его мглистым покрывалом собственных темных устремлений, как Плутонианец Риддл. С его отсутствующим напрочь Ураном ему никогда не перевернуть мир революционными идеями, не сделать важных открытий, не привнести в него новых знаний.
Он далек от подобных подвигов, при всех его плюсах.
Но Невилл способен стать магом в том самом значении этого слова, какое в него вкладывали обитатели Средиземья, глядя на Гэндальфа. Нептунианец – проводник энергии тонких сфер, в идеале способный на действительно великие свершения одной лишь силой любви – той самой, что побеждает все. Не той, которой любят сидящую за соседней партой девочку – девочки тут могут всю жизнь идти где-то по боку. Той, которой чувствуют – сердцем – совершенство мира во всех его проявлениях, в каждой травинке и каждом облаке, его высшую справедливость и величие. Нептунианец может стать идеальным терапевтом для заблудших овец, просто прикасаясь к ним, глядя мудрым взглядом в самую душу. Этот путь – не единственный, но возможный, хотя длинен он просто до неприличия.
Возможно, именно поэтому Невиллу вряд ли суждено стать спасителем Магического Мира – хотя как раз его задатки выглядят как бы не более впечатляющими по сравнению с дерганым и зависящим от массы нюансов окружения и обстановки Поттером. Чтобы хоть как-то использовать возможности Невилла в борьбе против Волдеморта, его придется долго и упорно растить и растить, причем без гарантии результата – мальчику ничто не мешает выбрать вполне бытовой путь развития Нептунианца, и быть при этом довольным жизнью. А мир спасать надо скоренько. Так что выбор Дамблдора вполне предсказуем.
Но – именно Невилл, как эмпат и как Нептунианец, способен занять место правой руки Гарри. Стать для него тем самым тылом, который дает возможность прийти в чувство, расслабиться и, вздохнув, начать заново. К тому же – напомню – Невилл чуть ли не единственный из сверстников, кто на самом деле чувствует и понимает заполошного Поттера, запутавшегося в собственных иллюзиях и неадекватной самооценке по самое не могу.
Плюс – не стоит забывать о Сатурне. Невилл не просто слышит и реагирует на все, что происходит с теми, кто ему близок. Он способен при этом еще и не терять себя, способен продолжать добиваться поставленных целей, более того – он, в отличие от Гарри, способен ставить их себе – сам. Если Поттера легко сбить с толку умелыми манипуляциями, то сквозь Невилла они пройдут, как солнечный луч сквозь стекло – даже не запачкав, а, наоборот, только высветив то, что есть, и укрепив в собственных решениях.
Достаточно вспомнить, как лихо на первом курсе тихий и незаметный мальчик превратился в несгибаемую скалу, стоило ему решить, что его друзья заигрались, и пора прекратить закрывать глаза на то, как лихо они нарушают школьные правила (снова Сатурн – «ограничения придуманы не просто так, и мы никто, чтобы думать, будто нам лучше знать, для чего они»). И не сказать, что их уговоры или высокомерно-внушительные заявления типа: «Невилл, ты ни черта не понимаешь, не будь идиотом!», хоть как-то поколебали его решение. На фразу об идиоте Лонгботтом реагирует просто потрясающе – если и были сомнения насчет наличия у него комплексов по поводу своей неадекватности, то эта сцена рассеяла их окончательно.
Кстати, показательный момент – Рон в этой сцене взрывается и кричит, Гермиона напряженно думает, Гарри в растерянности агитирует свою группу поддержки «сделать хоть что-нибудь», а Невилл – стоит и ждет со сжатыми кулаками. И говорит более чем уверенно и спокойно. Все-таки невозможно проработанный для ребенка Марс – не так уж легко держать себя в руках, балансируя на грани драки с друзьями, которая, возможно, в случае, если принятое решение – ошибка, будет названа потом предательством. Не боится ведь совершенно.
И тот факт, что в прямой стычке он тогда в конечном итоге проиграл, похоже, только научил его не лезть в драку даже против своих, не разобравшись предварительно, как от них защищаться.
Совершенно неудивительно и то, что, при всей внешней безобидности, намеках на плаксивость и страсти к гербологии, Невилл оказался не в Хаффлпаффе, а в Гриффиндоре. Основная суть хаффлпаффцев – мухи не обидеть, правда, при этом и не поймать. Тихоня и темная лошадка Лонгботтом, при всей его, в общем-то, простоте и прямолинейности, способен за себя постоять, и отличается куда более впечатляющим внутренним стержнем, дающим в нужный момент и бесстрашие, и гриффиндорскую отчаянную уверенность в своих силах. Момент, когда он носится за Гарри по Отделу Тайн и пытается продолжать выкрикивать заклинания, несмотря на сломанный нос, показателен сам по себе.
Да, Невилл не силен в том смысле, какой применим в отношении Гарри, и в жизни не полезет в разборки с темной магией – разве что, окончательно потеряв связь с миром людей, сорвется в штопор и перестанет различать, голоса каких сфер диктуют ему императивные ценности («проблема Сарумана»). Что маловероятно – учитывая качество проработки Сатурна и страхующий мальчика от подобных выпадов его личный «индикатор душевных сил» – его связь с природой. Она оборвется мгновенно, как только Невилл перейдет грань. Флора или фауна – не люди, и на смену полярности идущих от того, кто рядом, энергий, реагирует махом.
Фандомный образ Лонгботтома – неуклюжего увальня, блаженно и тупо моргающего в потолок, пока ему изменяет жена, а коллеги обходят в марафоне по служебной лестнице, не выдерживает никакой критики. Со стороны бытовое поведение Нептунианца уровня Невилла может выглядеть, как нечто близкое к этому – но за ним стоит совершенно иной подтекст, с совершенно иными мотивами и последствиями.
Нептунианскому Водолею – естественно – глубоко плевать на большинство жизненных заморочек типа карьеры, финансов, амбиций и прочих общепринятых областей для странного человеческого самоутверждения. Ему и на секс по большому счету плевать – в том смысле, какой в него вкладывает цивилизованное общество. То есть, не понимает он, что можно вот так вот странно компенсироваться – коллекционируя постельные победы и изображая из себя супермачо. Для Нептунианца секс – это момент пронзительного резонанса душевных колебаний, слабо связанный с физиологией и способный напрочь сорвать крышу неподготовленному партнеру. Слишком заземленный и прагматичный человек не поймет, в чем прикол, вообще, человек же, эмоционально нестабильный и ведомый от полноценной близости с Нептунианцем в одно мгновение может оказаться в паре шагов от сумасшедшего дома.
Вообще, безумие и Нептунианцы – понятия, близкие до чрезвычайности. По крайней мере, во внешних проявлениях большинство представителей этой планеты напоминают чудаковатых «идиотиков», страдающих той или иной степенью социальной неадекватности. Впрочем, совершенно не факт, что они на самом деле неадекватны – просто в их системе ценностей понятие «быть, как все» то ли не присутствует, то ли загнано глубоко в дальний угол.
Нептунианец вполне может иметь ничем не примечательную профессию, в которой даже близко не будет пытаться реализовываться. Например, с таким Марсом и таким Сатурном Невилл (в отличие, скажем, от Рона) вполне смог бы стать аврором – в том смысле, что спокойно выдержал бы психологическую и боевую нагрузку этой профессии. Правда, маловероятно, что для этого ему хватило бы общих знаний в необходимых для нее, но слабо интересных ему областях, типа Алхимии или Трансфигурации. В отличие от большинства людей, Нептунианец не нуждается в том, чтобы любить свое дело или хотя бы получать от него удовольствие. Подавляющая часть его жизни проходит где-то глубоко внутри него, и внешняя реальность всегда остается лишь слабым отражением внутреннего мира. Ему все равно, сортирует он горох на конвейере, ловит преступников или перекладывает бумажки в офисе. Он – один из немногих, на кого совершенно не давит отсутствие самореализации, хотя бы потому, что реализуется он не во внешних телодвижениях, а вслушиваясь в одному ему ведомую музыку сфер и постигая одному ему понятные тонкие истины.
Впрочем, по нему всегда заметно, насколько этот процесс успешен. Нептунианский Водолей способен снимать боль, агрессию, истерию и прочий эмоциональный мусор, просто сидя рядом и глядя на вас внимательными добрыми глазами. И за таких, как они, хочется действительно продать душу – или хотя бы начать уже ею заниматься, для разнообразия перестав тонуть в собственных обидах, мстюльках и комплексах.
Некоторые из них все же выбирают профессию, исходя именно из своих сильных качеств, и становятся людьми либо искусства, либо религии, либо занимаются целительством – в любом проявлении. И то, и другое, и третье им просто дано от природы – как и связь с ней, что, кстати, опять же, не означает обязательного присутствия в их жизни животных, растений или еще какой части природного эгрегора. Все потому же – не придают они значения тому, что снаружи. То, что внутри, превалирует абсолютно и неопровержимо.
Сатурнианская линия в Невилле достаточно сильна, чтобы он мог успешно противостоять образу «рохли». Чем бы он ни занялся – сложно представить, что это будет навязанное кем-то решение. Такие люди выживают там, где умерли все, и продолжают функционировать в то время, когда началась сплошная пьяная панихида на десяток лет, выбив из колеи всех, кто участвовал и кого зацепило краем. С другой стороны, они с легкостью жертвуют собой и умирают, если надо – правда, не столько за идею, сколько просто следуя внутреннему ощущению, что так будет правильнее. У них нет Солнечного эгоцентризма, и это дает возможность видеть картину в целом. Если картина требует одной смерти ради достижения конечной цели – колебаний или страха принятие нужного решения у них не вызовет.
Все потому же – не ценит Нептунианский Водолей свою жизнь, совершенно. Он воспринимает ее, как часть одной огромной, потрясающе прекрасной и восхитительно всеобъемлющей мега-системы, и в принципе не считает, что без него тут все кончится. Он счастлив быть мелким винтиком, букашкой, занимающей именно то место, какое система выделила ему изначально, и нет человеку большей радости, чем сделать правильный выбор и уменьшить им количество вселенского хаоса. А жизнь – да она и так ему была не особенно интересна. Не самоцель, пока миру не станет зачем-то от него нужно обратное.
И еще – падающий Плутон ко всему прочему дает Водолею неприятие формальной власти в том виде, в котором она ложится на плечи одного и императивно влияет на остальных. В других людях он ее допускает – особенно, рассуждая категориями типа «должен же кто-то руководить», поскольку сам руководить не желает категорически. Да и плохо способен, если честно.
Ему ближе быть неформальным лидером. Быть тем, кто создает настроения, группу поддержки и направление хода мыслей ведущей фигуры, причем даже не с позиции самоутверждения (естественно – сдалось оно Нептунианцу), а с точки зрения пользы общему делу. При этом сам он – одиночка, не нуждающаяся по большому счету ни в чужом признании своих заслуг, ни в грамотно оформленных тылах. Все, что ему нужно, есть внутри него самого – и это вовсе не такой плюс, как кажется. Хотя бы потому, что, когда тебе никто не нужен, это довольно болезненно для любого, кто окажется рядом.
Жизнь с Нептунианцем сложна – как и с представителем любой высшей планеты, поэтому большинство из них, как правило, остаются в одиночестве – сразу или в конечном итоге. Впрочем, их это вряд ли печалит – у них другие задачи, слабо коррелируемые со странными общечеловеческими ценностями вроде семьи, детей, карьеры и дома с лужайкой. Хотя именно в случае Невилла – кто бы ему помешал, если ему что-то приспичит.
Джинни УизлиАвтор: Friyana
Джинни Уизли
1. Штрихи к портрету.
Внешность и основные черты – Венерианский подтип Тельца.
Про внешность Джинни в каноне нет почти ничего, кроме того, что она – рыжая. Не любит, похоже, Роулинг своих женских персонажей, вот точно. Черты мальчиков даны куда детальнее, чем черты самых близких к главному герою девочек.
И – тем не менее, вычленяя из того, что есть.
Сразу следует заметить, что Джинни – один из немногих персонажей, с огромным размахом показанный в развитии. То есть, имеется, грубо говоря, Джинни ДО третьей-четвертой книги, и Джинни ПОСЛЕ, и это две совершенно разные девочки. И при этом нельзя сказать, что именно в «Узнике Азкабана» с ней произошло нечто, способное столь глобально изменить личностные акценты – там с ней вообще ничего особенного не происходило. И все же – авторским произволом в сюжет, начиная с «Кубка Огня», введена совершенно другая девица, которая просто выступает под тем же именем.
Единственное разумное объяснение этому – Джинни изменилась еще во времена «Тайной комнаты», вот только Гарри, от лица которого ведется повествование, разул глаза лишь, когда уткнулся в девушку лбом, до того пребывая в своих глубоко интимных и сложных духовных переживаниях. На том и остановимся теперь уже своим авторским произволом, ибо вариант, что Джинни – банальная Мэри-Сью, то есть, персонаж непродуманный и никак не являющийся цельным, в принципе перечеркивает возможность попытаться ее проанализировать, а при таком допущении анализ вполне себе складывается.
В Джинни первоначального розлива основное качество – ее Лунная ранимая застенчивость. Она влюблена, влюблена пылко и романтично, она не может перестать говорить о предмете своих чувств, носится вокруг него с горящими глазами – и при этом ее мгновенно сдувает из поля зрения, стоит предмету хотя бы попытаться с ней поздороваться. Сдувает, кстати, не абы куда, а в личную комнатку. Лунарии любят обжитые раковинки, в которых чувствуют себя детьми, а, следовательно – защищенными.
Вообще, Джинни весьма повезло, что ей попался настолько эгоцентричный предмет любви. Будь он хоть немного внимательнее к окружающему миру, мог бы сразу предположить, что у девочки нелады с психической стабильностью, и откреститься на веки вечные от наивного желания дать ей шанс.
На момент встречи с Гарри ей десять лет – то есть, она даже еще не подросток. Гормонами пока и не пахнет, самого Гарри она видела суммарно от силы минуты полторы – и, тем не менее, следующим летом она уже изводится от накатившего чувства. Луна в полный рост, причем не задавленная и вполне признаваемая – для того, чтобы подсунуть первого встречного (пардон, подошедшего под образ принца) мужчину в рамки собственных романтических представлений, эти представления к тому моменту надо уже иметь, причем продуманные и сформированные от и до. Девочка определенно не теряла времени в детстве, пока возилась в курятнике и помогала по хозяйству маме. Штамп романтического Лунного поведения уже врос в мозги и пустил корни – Джинни не теряет своего интереса, даже когда Гарри летом перед вторым курсом переезжает в дом Уизли и начинает сталкиваться с ней по сто раз на дню. Не каждая девчачья влюбленность выдержит такую беспощадную проверку реальностью.
Она чувствительна, склонна к перепадам настроений, обидчива и отходчива, а при малейшей попытке Гарри вытянуть общение на социальный уровень пугливо каменеет и ретируется в обжитую норку. Луна, причем приправленная задавленным Марсом.
Впрочем, во второй ипостаси Джинни картина меняется на диаметрально противоположную. Девочка нахальна, смела, решительна, способна за себя постоять, легко втягивается в конфронтации и побеждает в них (одни перепалки с Роном чего стоят), недурно играет в квиддич, а ее боевыми заклинаниями восхищается даже видавший виды Слагхорн. Путь проработки скрыт, поскольку проходит не перед лицом Гарри (а, значит, и не перед лицом читателей), но он определенно был, ибо изначально мы наблюдали Джинни, пасующую и впадающую в ступор и перед улыбкой Поттера, и перед насмешками братьев.
Впрочем, во второй книге мелькнул некий странный момент, намекнувший, что девочка не так проста, как кажется. В книжном магазине, когда к Поттеру цепляется невесть откуда нарисовавшийся Драко, Джинни впервые за полтора тома открывает рот, и первое, что она произносит – довольно смело рявкает в защиту Гарри, при том, что минутой раньше, когда Поттер подарил ей стопку учебников, она постеснялась даже пискнуть банальное «спасибо». Вот вам и Лунная крошка – сама тише воды, а из ушей уже вовсю торчат задатки квочки, способной расхреначить весь курятник, как только кто-то сдуру посягнет на ее цыплят. Ну, или, в данном случае, петуха – что не преминул прокомментировать обалдевший от полученной информации Драко.
Так что Джинни Уизли – чуть ли не единственный пример в каноне проработки планеты из минуса в плюс. Но изначально Марс все же был в минусе. Как и Плутон – реакция Джинни на плотное личное общение с Томом Риддлом, скорее всего, и есть та веха, за которой исчезла романтичная и с трепетным восторгом ждущая любимого принца девочка, и появилась активная, не трусливая, сосредоточенно перебирающая мужчин – и при этом абсолютно закрытая девушка. Луна скрылась, точнее, оказалась погребена под грудой Марсианских комплексов.
Последнее, чем характерен образ Джинни – это гипертрофированная Венера. У девочки довольно рано сформировалась на удивление адекватная женская самооценка – уже в четвертой книге, на чемпионате по квиддичу, она ведет себя вполне уверенно, и не превращаясь при этом для Гарри в «своего парня», и не опускаясь до глупого кокетства, при том, что на тот момент ей было хорошо, если тринадцать лет. Год спустя (в четырнадцать!) она уже вовсю крутит романы, обсуждая их с завидным спокойствием – куда девались все краснения и бледнения при одном только упоминании имени избранника, как было до «Кубка Огня». Еще год спустя, к концу пятого курса Гарри, парни вокруг Джинни начинают калейдоскопически меняться (здесь имеется в виду не столько скорость, сколько методичность, с которой девушка изучает собственную женскую составляющую), что она и комментирует с убийственным хладнокровием. Тот не идеал – пожалуй, возьмем этого, а ты, Рон, заткнись, а то идиотом выглядишь. Потрясающе – для почти пятнадцатилетней юницы.
При том, что с годами Джинни не перестала быть Уизли, а, значит, вряд ли перестала носить старые, немодные и потертые мантии из магазинов подержанной одежды, этот момент не бросается больше в глаза даже Поттеру – еще один признак сильной включенной Венеры. Не так-то просто носить то, что есть, и выглядеть при этом достаточно хорошо, чтобы никто не обращал внимания, что именно там на тебе надето.
Начиная с пятой книги, глядя на Джинни, Гарри уже вообще не замечает, что она может быть некрасива. Она успешна и популярна – вот что не проходит мимо него. Она добра и внимательна – ее любят не только те однокурсники, с которыми она в данный момент встречается (а это уже признак не только сильной, но и положительной Венеры). И, кстати – несмотря на совершенно щенячьи глаза перепуганного предстоящим Рождественским балом Поттера, Джинни отказывается пойти с ним и бросить Невилла на произвол судьбы. При условии, что априори известно – ее интерес к Поттеру никогда и не исчезал – это выглядит, как поступок Венеры мудрой и дальновидной, больше свойственный взрослой женщине, чем девочке-подростку. Дождаться внимания к себе, а не быть для любимого средством избежать сиюминутных трудностей, и при этом в текущей ситуации всего лишь всячески выразить ему молчаливую поддержку, поскольку это максимум, что тут можно сделать разумного – покажите мне то болото, где водятся дамы с настолько мощной и проработанной Венерой.
Подводя итог, Луна плюс Венера минус Марс минус Плутон – познакомьтесь, Телка.
2. Размышления на тему
Тот факт, что суть Тельца строится (в том числе) вокруг экзальтированной Луны, вовсе не означает, что он раним, истеричен и сбиваем с толку. Луна Тельца – это совершенно не то, что Луна Рака. Ничего общего вообще. Это Рачий Лунарий болезненно восприимчив и всю жизнь ищет «родственную душу», с которой сольется в экстазе на тонких, мучительно цепляющих за живое вибрациях. Тельцу вибрации, простите, до факела – он прагматик и всегда ставит на реализм, а не какие-то там высшие материи. А реализм – это когда тебе сытно кушать, мягко спать и комфортно предаваться радостям жизни.
Любой Телец – гедонист, как бы замечательно он от себя этот факт не скрывал. Чувственные удовольствия превалируют надо всем, и нет в Зодиаке другой столь же томной натуры, способной получать кайф таким количеством душевных фибров. А, возможно, даже и всеми.
Поэтому все, что Телец делает – он делает со вкусом и в кайф. Даже если он работает, он и это совершает в по возможности удобном кресле, запивая дела чашкой наиболее нравящегося ему из всех доступных напитка. Или окружая себя теми, кто ему – в удовольствие. Или любым другим способом вставая на голову, но умудряясь выстроить вокруг себя паутинку мелочей, которые превратят невыносимое существование в комфортное бытие.
И – да, он всегда пробьется к той кормушке, где комфорт будет для него максимален. Хотя при этом со стороны хапугой и, упаси Мерлин, топающим по головам карьеристом совершенно не выглядит. Он им и не является потому что. Он просто хочет, чтобы ему было хорошо.
Любой Телец всегда знает, где подают самое вкусное (для него) сено и на каких пастбищах пасутся самые знойные (в его вкусе) телки. Даже если ему туда вход заказан – уж будьте уверены, он скажет себе: «Хм, ну это ж только пока!», и никакими судьбами вы не объясните ему, что для чего-то он рылом не вышел. Эта тварь способна упереться так, что в результате падут самые стойкие бастионы. От времени разрушатся, а это чудо все будет топтаться у входа, дожидаясь, пока наступит час икс.
Что характерно, бастион по имени Гарри, похоже, так и не въехал, что его с маниакальным терпением ждали почти шесть лет. Осаждали, выжидали, подгадывали и параллельно готовили почву для будущего совместного счастья. Все-таки нет в мире более ограниченного создания, чем Солярий. Когда тебя так много, по сторонам уже особо и не посмотришь.
Примерно тут же зарыта и самая глубинная слабость Тельца – его истерическая зависимость от стабильности. Раскачивается он долго, решается на что-либо еще дольше, но уж если что-то втемяшилось в голову – проще дать, чем объяснить, почему ему ничего не обломится. Потому что любые перемены для Тельца – как нож по горлу. Он врастает в окружение, антураж и интерьер корнями, рогами и копытами, и сообщить ему, что он должен сменить семью (мечту, работу, место жительства) по независящим от него и непредвиденным им заранее обстоятельствам – проще пристрелить сразу, честное слово. Хоть не так страшно мучаться будет.
Это не означает, что Телец не способен на быстрые и решительные действия (в свое время Джинни не понадобилось много времени, чтобы надумать участвовать в набеге на Министерство Магии). Способен и еще как, если он к ним морально готов и предполагал такое развитие событий. Но не спрашивайте, сколько он к ним готовился и чего ему будет стоить перестроиться и привыкнуть к тому, что ситуация изменилась (и больше участие девушки в борьбе за дело мира никому на хрен не интересно и не желательно).
Вообще, Тельцовский Марс – штука неоднозначная, а Марс Джинни Уизли – тем более. Он, с одной стороны, за пару лет вымахал сам по себе – один квиддич чего стоит, не за красивые же глаза девушку сделали ловцом Гриффиндора. С другой стороны, он передавил собой тоже не слабо выраженную Луну, которую Джинни с некоторых пор начала отчаянно прятать. И не факт даже, что именно передавил – больше похоже, что им прикрыли дыру на месте имевшихся когда-то Лунных переживаний.
Следовательно, история с Риддлом и его дневником стукнула девочку сильнее всего как раз по Луне – что, в общем-то, отчасти и не странно, ведь Джинни полагала Тома ближайшим другом и доверяла ему самое сокровенное, что у нее на тот момент внутри было, а это именно Лунный контакт. Но только отчасти – история сама по себе от и до Плутонианская, если считать участников и антураж в виде почти что удачных убийств, да и Джинни пришлось на время стать вместилищем темной силы – тоже Плутонианские шалости. Вот только она сама – не Плутонианка даже близко, никаким боком. А не-Плутонианец пережить подобные события и остаться в здравом уме, по логике событий, не может. Никак.
А Джинни пережила и, на первый взгляд, даже осталась. Заплатив чем – встает невольный вопрос?
Не могла столь мощная и ярко выраженная Луна вдруг бесследно исчезнуть. Да, понятно, что, пережив такой шок с предательством лучшего друга, едва не отправившись на тот свет, увидев, как парень, в которого ты по уши влюблена, сражается с чудовищем, уже напавшим на кучу твоих друзей, и едва не умирает на твоих глазах, любой нормальный человек либо приобретет фобию, либо начнет компенсироваться. Фобий у Джинни в каноне категорически не наблюдается – она по-прежнему лезет в авантюры Поттера, где только успевает, не боится проявлений зла в любой их форме, включая вполне очеловеченных обликом Пожирателей Смерти, и даже о Риддле в начале пятой книги говорит спокойно и рассудительно. И никаких страхов в глубине запуганных глаз и прочих кошмарных прелестей посттравматического синдрома.
Наоборот – после «Тайной комнаты» Джинни становится более открытой (внешне), ведет себя более напористо и уверенно, постепенно даже перестает трястись перед Гарри каждый раз, как только оказывается с ним рядом, и вообще – Луна уходит, Марс появляется. Компенсация в полный рост, на первый взгляд – девочка прячет свою, чуть не сгубившую и ее, и Поттера, эмоциональность и доверчивую привязчивость, и пытается научиться за себя постоять. Неувязок всего две.
Во-первых, ситуация была не с Марсианским бытовым нападением, а с выплеском темной Плутонианской силы, и прокачивать Марс после этого будет только полный придурок. И порывов-то не возникнет. Не у Джинни, которая увязла в раскладах по уши и наблюдала все события изнутри, причем достаточно ясно и четко, чтобы понимать, что бороться с Риддлом и его замашками бойцовой стойкостью – это просто идиотизм. Как раз, скорее, наоборот, там должно было зародиться понимание, что против такой силы любая человеческая сила – ничто. Да и Гарри, собственно, и василиска, и Тома не банальными заклинаниями, извините, угробил.
А во-вторых, уж слишком явная была у девочки Луна, чтобы просто кануть в небытие. Даже такое потрясение не превратит экзальтированную планету в отсутствующую. А вот инвертировать и перевести в столь же мощное, но скрытое проявление – может запросто.
Следовательно, Марс Джинни прет не осознанно, как реакция на стычку в ранней юности, а бессознательно, прикрывая болезненно зажимаемую Луну. Вот он, комплекс – девочка пытается не стать сильнее, чтобы уметь защищаться в будущем (впрочем, это у нее бы и не получилось), а перестать так безоговорочно и отчаянно доверять хоть кому-либо (кому угодно – комплекс не распространяется на отдельных личностей, он всеяден), чтобы никто больше не смог воспользоваться ее глупостью и наивностью.
То есть, ласковую, влюбленную, способную на полноценное партнерство Джинни мы больше, собственно, и не видим. Нет ее потому что. Если девочка что и вынесла из истории с дневником, так это то, что фиг в ее душу еще когда-нибудь хоть кто-то пролезет. И не потому, что она будет лучше выбирать, кого впускать. Потому, что душа будет забита в такие щели подсознания, что даже Гарри Поттер не выколупает.
Ведь поведение Джинни, когда Гарри все же соизволяет обратить на нее внимание и становится ее «парнем», из общего ряда уже совершенно не выбивается. Она такая же, какой была с предыдущими ухажерами – спокойная, уверенная в себе и способная за себя постоять. Нет больше смущения и пунцовых щечек – пятнадцатилетняя, заметим, девушка, сидя в компании парней, спокойно рассказывает, как на вопрос подруг, каков ее кавалер голышом, она ответила: «С венгерской хвосторогой на груди». И это, в общем, неудивительно для девицы, выросшей в толпе братьев и наверняка привыкшей к около-пошлым шуткам. Это удивительно для Джинни, с ее-то изначально размашистым и восторженным детским романтизмом.
С другой стороны – степень проработки Венеры прямо-таки поражает. У девочки такт и способность находить нужные слова временами просто нечеловеческая какая-то. Один прощальный диалог с Гарри чего стоит – во-первых, Джинни сразу догадывается, что ей сейчас брякнут. Стало быть, предпосылки были, чуяла она их – и ничем не выдала, что перспектива ее угнетает, дала возможность мальчику самому принять решение и разобраться. Без яркой и активной Венеры такой женской мудрости ни за что не получится. Но не выдала она себя ничем точно – потому как Гарри в своих преддиалоговых рассуждениях на эту тему не думал вообще, он и не в курсе был, что его подруга морально уже давно готова к разрыву. Хотя – это ж Гарри, когда он что в людях замечал.
Во-вторых, ситуация – девочка мечтала о Поттере тучу лет. Почти половину сознательной жизни. Через что только не прошла, пока дождалась своего счастья. Чуть не померла в середине – спасибо Поттеру, пришел и спас, пусть даже и не из любви. И тут сваливается на нее, наконец, это счастье, пару месяцев с ней гуляет – и вдруг в критический момент отчаливает в неизвестность. По ну очень благородной причине, естественно – Поттер же неописуемо благороден, и отчалить абы как по определению не может. И что делает Джинни, оставшаяся у разбитого корыта? А ничего она не делает. Пускает слезу и машет Поттеру ручкой.
Два варианта – либо она никогда по большому счету и не любила Гарри (или не любила в последние годы, по привычке ожидая, когда же будет счастье), то есть, ее Венера есть фикция, выпяченное пустое место, либо она любит его ТАК сильно, что готова простить ему и этот очередной закидон. Простить, понять, и терпеливо, как правильная Телка, начать ждать следующего шанса. То есть, ее Венера – штучка действительно проработанная и сильная.
Ставлю на второе – не вяжутся все остальные Венерианские проявления Джинни в такую вот провальную ямочку.
А, значит, Венера все же есть, очень есть, прямо-таки страшно есть. Знаете, почему страшно? Потому что для того, чтобы наработать к пятнадцати годам такой активный планетарный бэкграунд, мало просто развивать качества по планете. Мало наполнять свою жизнь событиями ее характера (грубо говоря, в данном случае – как можно раньше начать встречаться с мальчиками, заниматься своей внешностью и оттачивать приемы осознанной привлекательности и чувственности). Все это – хорошо, но недостаточно. Размаха не хватит.
Чтобы достичь такого уровня за столь малый промежуток времени, нужен еще и изначальный толчок, причем именно Венерианского толка. Венера не становится сияющее прекрасной у девочки, которой не задали вектор развития. У женщины к тридцати годам, при наличии всех задатков и активной и бурной личной жизни – может быть. Но не у пятнадцатилетнего подростка. Тут без подталкивания ни за что не обойтись – просто времени иначе не хватит.
А из событий у нас опять же – одна «Тайная комната».
Вывод, впрочем, снова почти очевиден – Джинни неминуемо была влюблена в Тома Риддла. И он либо отвечал ей взаимностью (событийно, а не душевно), либо целенаправленно подпитывал ее чувство провокациями и прочей поддержкой.
Чтобы задать толчок к развитию планеты, необходимо не просто включить по ней ситуацию и отыграть ее. У всех были первые влюбленности, но не все после этого включались в Венерианские потоки и принимались перестраивать свою жизнь с уклоном в личную. Вон, у Грэйнджер вообще Локхарт случился, и тоже на втором курсе. Ведь не стала же Гермиона после этого перебирать парней, как перчатки? А все почему – потому что ситуация включения Венеры должна для такого исхода сопровождаться потоком энергии, перекрывающим допустимый в данном возрасте. Основательно превышающим, то есть.
То есть, между Джинни и Томом – иначе девочка не смогла бы впоследствии развернуться и выдать тот образ Джинни, который мы наблюдаем уже через два-три года – существовали либо эротические переживания, причем не бестолково-наивного порядка, либо глубокие, даже близко не детские чувства (повторюсь, взаимные – хотя бы в ее представлении). А, скорее всего, и то, и другое.
Изнасилование как таковое, на которое ставят авторы многих фиков о Джинни и Томе, там имело место быть очень вряд ли – по крайней мере, в физическом плане. У Тома на тот момент попросту физического тела не существовало. Но что мешало ему, сильному и не обремененному чушью в виде человеческой морали магу, заставить девочку пережить весь спектр эфирных ощущений, не подкрепленных физическим контактом, попросту воздействуя ей на мозги? Да ничего не мешало. А крышу девке двинуло основательно – сексуальное насилие, доставляющее удовольствие (а не абы как! очень важный момент), незрелую личность привязывает так, что после этого жертва уже даже задумываться перестает на тему, доверять или не доверять своему партнеру. Он для нее царь и бог безоговорочно, пусть даже и подсознательно.
Ее последующее поведение в рамки жертвы насилия укладывается более чем логично. Предположив, что Джинни не пошла по пути фобий и не закрылась в собственную раковинку от возможных по жизни Венерианских потоков, а начала компенсироваться, мы увидим замечательную картинку. Во-первых, она совершенно и окончательно перестала бояться мужчин. Еще бы – того, что с ней сделал Том, эти малолетки повторить все равно не смогут. Она уже видела то, чего боялась и одновременно хотела, и жалкие потуги последователей Риддла (пардон, других партнеров) ни черта в ней не всколыхнут. Во-вторых, она не боится любви ни в каких ее проявлениях – ни того, что к ней кто-то привяжется, ни того, что она привяжется сама. Джинни ведь – не холодная расчетливая стерва, перебирающая мужиков. Она просто легко вступает в отношения, довольно живо и ровно их какое-то время поддерживает, и без лишних напрягов отделывается от партнера, когда устает.
Причина та же – она уже познала такую глубину и степень привязанности, что ничем ее эти мальчики не удивят. Она смотрит на ситуацию как бы сверху вниз, поскольку адекватно находиться внутри нее больше не способна. Сознательно в ее представлении мужчины – это источники удовольствий, которым может подарить удовольствие и она (Телец – гедонист, напомню). Подсознательно же она зла и обижена на весь мужской род, и мстит совершенно по-телячьи – влезая в чужую душу, вытаптывая там все под себя, а потом исчезая и оставляя «бывшего» наедине с его внутренним миром, напоминающим посудную лавку после визита слона.
Нет, конечно, не осознанно. Месть обиженной женщины вообще редко бывает осознанной – особенно, когда направляется не на обидчика, а не представителей всей аналогичной хромосомной линии.
Девочке нужен хороший психотерапевт, а не лавры «пожирательницы сердец», до которых, по всей видимости, ей не так уж и далеко. Хотя бы потому, что держать ЭТО в себе всю жизнь она просто не сможет, да и пытаться, скорее всего, не будет. Рано или поздно оно вылезет наружу, и вся ее тщательно сдерживаемая Луна, пока что успешно зажимаемая под прокачанным Марсом, объединившись с ним в негативном варианте (а позитивного здесь быть и не может – Луна после Риддла больная, аж облезлая), даст истерию, а Телец в истерике – зрелище не для слабонервных, тут одной «посудной лавкой» не обойдешься. Объединившись же с гипертрофированной Венерой, Луна даст склонность к беспорядочным связям и тягу к неумеренным наслаждениям. В любом случае, эта девушка не сможет создать семью (или, создав, хоть сколько-нибудь в ней продержаться) – ей не нужно партнерство, ей нужна компенсация.
И при этом – есть же еще и Гарри. В жизни Джинни Уизли мужчины делятся на три неравные категории – в одной из них Том Риддл, которого никому не переплюнуть хотя бы потому, что Джинни сама этого ни за что не позволит, ей, как Лунарию, ее страхи родны и привычны (ну, а с другой стороны, она, естественно, только этого и ждет – что хоть кто-то да переплюнет). В другой – собственно Поттер, который был до Тома и будет после. Связующее звено между ею настоящей и ею новой, запуганной и обиженной, и он же – спасший ее от Тома герой, почти что принц на белом коне. Ну и в третьей – все остальные, куда им до первых двух.
Что дает проработанная Венера, так это способность любить разных мужчин (хотя бы двух – запросто) глубоко и сильно, совершенно не испытывая при этом проблемы «как их одновременно в голове совместить». Правильный Телец, замечу, и сам по себе предпочитает всегда и во всем все дублированное – две работы, два образования, два лучших друга, и если не двух мужей, так хотя бы мужа и любовника. При том, что степень его преданности просто зашкаливает – ну очень он не любит, если честно, глобальных и активных перемен, он для них слишком инертен – именно страх перемен и заставляет его «подстраховываться». Поэтому бессмысленно задаваться вопросом, кого Джинни любит больше – Гарри или Тома. Это для нее совершенно спокойно сосуществующие и непересекающиеся понятия.
Бесспорно, что она любит их обоих. Предательством Том ее напугал, а не оттолкнул – ее отношение к Гарри, временами ведущему себя, мягко говоря, не намного порядочнее, и не дающему, в общем-то, девушке ни черта из того, что ей необходимо, тому прекрасное подтверждение. Да и нечем ему давать – потому Роулинг и скрыла в неясный сумбурный фон их отношения, что показывать там, не покривив душой и не исказив образы, было нечего. Венера Гарри провальна настолько, что, прописав поведение мальчика в делах любовных таким, каким оно только и могло бы быть, автор неминуемо настроила бы против него не самую малую часть читателей.
Но Джинни, тем не менее, любит Поттера независимо от его поведения – сильная положительная Венера способна не столько прощать, сколько не обижаться, понимая, что за поступками стоят комплексы самого человека, а не желание досадить лично ей. Еще бы девочке настолько сильную Венеру во времена «Тайной комнаты» - глядишь, и у самой бы поменьше комплексов сформировалось.
Поступок же Гарри в финале шестой книги, как бы его Роулинг не старалась выписать посимпатичнее, говорит, в общем-то, сам за себя. Никогда в жизни Солярий не бросит то, что считает своим. Ни из каких понятий о правильности и безопасности. Наоборот – он, скорее, максимально приблизит к себе то, что пытается защитить, поскольку то, что ему нужно живым – это то, в чем он сильно нуждается. Вот в Гермионе с Роном Гарри нуждается – и кто-нибудь видел, как он кричит им о том, что вдали от чумового Поттера жить безопаснее? Как же. Наоборот – он мчится к ним каждый раз, как только рядом объявляются неприятности, и совершенно, то есть абсолютно, не думает о том, что притягивает неприятности к ним. Они же – боевые товарищи! С ними можно! Никогда Поттер их не бросит, пока ему нужна их поддержка и помощь.
А вот впасть в красивую позу самопожертвования, чтобы стряхнуть с себя мешающийся хвост, Солярий может запросто. Просто сказать прямо и в лоб – это же слишком убого, если хочется сохранить образ наиболее активно страдающего и грозящегося вот-вот собраться, чтобы выдать всем между глаз, героя-спасителя.
Возможен, правда, слабый вариант, что здесь поза переиграла мальчика, и он просто для полноты драмы запихал сам себя в еще более гадостные условия – но в этом случае разлука сладкой парочки продлится столько времени, сколько понадобится Джинни, чтобы найти благопристойный повод напомнить Поттеру о былых чувствах, горестно похлопывая ресницами. То есть, скорее всего, до первой же следующей встречи в более-менее похожей на романтическую обстановке.
@темы:
портрет персонажа,
книги,
гп