Между тем моментом, когда Эдмонд вошел в комнату, и когда он обнаружил себя с нелепо вытянутой рукой на коленях перед Полем, пролегло, должно быть мгновение, занятое шоком. Инстинктивный жест - отражение желания помочь - замер не завершившись. На Поле живого места не было. Как ни коснись, это будет означать боль. Еще более сильную боль, по сравнению с той, что уже есть... И на самом деле не удавалось даже до конца принять, что это наяву всегда гладкая мраморная кожа могла превратиться...
Эдмонд отдернул руку и быстро расстегнул манжет. Прокусил вену, скосив глаза на опаленное обезглавленное тело в углу комнаты, и на отдельно лежащую голову, со спекшимися в корку волосами. Вот, Янек, и все... И наклонился к Полю, капая на почерневшие, ни на что не похожие губы кровью.
- Пей, Поль, пожалуйста... Это нужно.

Я очнулся. Наверное, бога все-таки нет... Впрочем, я узнаю точно через несколько жалких часов. Всего пара сотен минут. Ничто по сравнению с обещанной мне когда-то вечностью. Я взглянул на окно, превозмогая резь в глазах. Редкие звезды медленно, но верно гасли... Серая предрассветная мгла вползала в комнату, странно размывая ее очертания. Волк ходил вокруг меня кругами и отчего-то скалил зубы, тихонько порыкивая. Агнес вышивала, сидя на кожаном диване. Ее маленькая ножка изящно попирала оторванную голову моего воспитанника, а на концах тоненьких пальчиков были острые иглы, с продетыми в них разноцветными нитями... Она напоминала маленького паучка в уютной паутине. и когда она подняла на меня глаза, я понял, что их восемь.
В воздухе навязчиво пахло кровью и цветами и мне было почти плохо от этого аромата. Когда Агнес, блеснув острыми зубками, отвернулась, я увидел Эдмона. С его руки капала кровь. И я усмехнулся. Я помнил, что его кровь пить нельзя. И в этом была особая ирония.

- Пей, Поль, - попросил Эдмонд, приходя в ужас от его усмешки, и еще от того, как он смотрел воспаленными глазами в сторону. От мысли, что это тоже дожно быть больно: со спекшимися ресницами, царапающими глазные яблоки при каждом движении. Но Поль ни разу не проглотил падающие на израненные губы красные капли. Они просто скатывались, впитываясь в кожу постепенно, медленно, смешиваясь с выступающей на ожогах сукровицей. Слишком медленно. Эдмонд обеспокоенно нахмурился и на этот раз приказал:
- Пей.

Запах цветов стал сильнее и теперь к нему примешивался настойчивый аромат сухого дерева. Он забивался в ноздри. И я потянулся наверх к Эдмону, чтобы поймать текущую из его руки кровь. Она казалась почти настоящей и стекая по горлу она приносила облегчение. Конечно, мнимое. Но и этого было довольно. Волк подошел к моему лицу и сосредоточенно понюхал воздух. Он выглядел каким-то растерянным... И все порывался лизнуть меня в щеку или в нос. Но ладонь Эдмона ему мешала. Я приподнял руку, чтобы его отпихнуть и встретился глазами со своим чудным сероглазыми видением. Наверное, он тоже не видел волка. Агнес не видела, я это точно знал.. Они словно существовали в параллельных мирах...

Эдмонд на секунду замер. Зрительный контакт с Полем обнажил обрывки мыслей. Они проглядывали разрозненно, похожие на проблески стылой, пронзительно пугающей воды в прорехах серого тумана. Видения...
- Хватит пока, - мягко произнес он, отнимая запястье и не отводя взгляда. - Не чувствуй боли. Поль...
Эдмонд тихо вздохнул, понимая, что внушения мало. Это только небольшое облегчение, может быть достаточное, для того чтобы вытерпеть транспортировку вниз, а может и нет.
Свернув свой пиджак гладкой подкладкой наружу, он осторожно приподнял голову Поля с обуглившегося пола и устроил на импровизированной подушке.
- Сейчас станет немножко легче, - пообещал он, пережидая несколько мгновений, необходимых для того, чтобы кровь изменила свойства, и снова подоставил Полю прокушенное запястье. - Теперь пей побольше.

Я снова и снова глотал его кровь. Мне казалось, что еще немного и она начнет течь из-под моей кожи, пробиваться сквозь трещины и медленно сочиться на пол, заполняя его собой... А утром паркет станет черным от копоти, когда она сгорит в солнечном свете. И мне это даже нравилось. Агнесс отложила свою страшную вышивку и медленно сползла с дивана, подтягиваясь на руках и двигаясь грациозно и неуклюже одновременно. с ее красиво очерченных ярко-розовых губ капала слюна. А зеленое платье сбивалось между ног, открывая взору лодыжки. И бантики на сапожках, усыпанные жемчугом. Жемчужинки странно стучали по полу, когда она приближалась.
Я бы поманил ее пальцем, но не смог. Когда я попытался его согнуть, кожа лопнула и из-под нее хлестнуло красным. Агнес подняла голову и сморщила нос, принюхиваясь.
Она никогда раньше не была такой. Одновременно чужой и близкой. Но страшно не было. В конце концов, это была моя жена... Мать моих детей.

- Шшш, подожди, - Эдмонд отнял запястье, торопливо лизнув рану на вене. Его вдохновленная воспоминаниями об Алене кровь уже медленно начинала свое дело, исцеляя ткани, пробуждая скрытые с них резервы. Уже не было сплошной открытой раной горло Поля, и каждый вздох не заставлял слизистую рваться снова и снова. Уже стягивались трещины на искаженных ожогами губах. Но всего этого было мало для настоящего облегчения. Сосредоточенно прикусив губу, Эдмонд поднес руки к ладони Поля пытаясь восстановить целостность кожи. Раз уж он все время пытается жестикулировать... Тихонько коснулся кочиками пальцев кожи. Она была воспаленной, но лопаться больше не должна. Повторив то же самое со второй рукой, он снова взглянул в глаза Поля, ловя в них какое-то потустороннее, выстуженное выражение, и поднес к ним раскрытую ладонь, чтобы восстановить веки.

Я рассмеялся. Мои видения сегодня приняли самую извращенную форму. Эдмон, исцеляющий словно король, наложением рук... смешно. Жаль, что у меня не золотуха. Но зрение действительно прояснилось. И теперь я мог видеть то, что происходит у меня над головой. Под самым потолком, который казался таким же далеким. как звезды. Или как бог. Если он все-таки есть... Там под сводом крыши лихорадочно двигалось чернильно-черное пятнышко, кувыркаясь в предрассветном сумраке. И я вдруг понял, что это моя душа. И она падает все ниже, и ниже, не способная воспарить. Волк снова полез облизывать мое лицо, дыша в него смесью запахов крови и гнилого мяса. Наверное, он хотел меня утешить. Или чтобы я... Я так редко прикасался к нему раньше. А теперь неважно. Теперь можно... И даже тихо скулить с ним в унисон от изматывающей боли, которая то становится меньше, то вновь захватывает все тело и бьется со всей силы в сердце, стараясь заставить его остановиться. А оно упрямо гонит и гонит остатки крови по венам... Пусть его
. Я всегда предпочитал бороться до конца. А скулить я все равно не стал. Хоть и хотелось. Вместо этого потрепал по волосам Агнес, ткнувшуюся холодным лбом в мою руку и снова посмотрел на Эдмона. Тот слишком много суетился, на мой взгляд. И двигался слишком быстро. И смотрел неспокойно. Зачем? Когда можно было просто лечь рядом, прижавшись лбом к моему плечу. Так я хотя бы смог бы себя уверить, что не один.

Эдмонд сжал губы. Смотреть на Поля было больно. Конечно, не так больно, как было ему самому... Но из-за того, что его ощущения были теперь понятнее, благодаря заполнившей его вены крови, становилось еще больнее. И еще более страшно эту боль увеличить.
- Поль, - тихо позвал он. - Прости, это все, на что я пока способен... Потом станет лучше, потерпи немножко. Я сейчас перенесу тебя на кровать. Хочешь, я сделаю так, чтобы ты уснул?

Я хрипло вздохнул и кивнул. Он так настойчиво вглядывался в мои глаза, что мне просто не хотелось его расстраивать. Было понятно, что ничего у него не получится... Но вдруг сознание само меня покинет, подбодренное нужными импульсами.
Я закрыл глаза, чувствуя как горит моя кожа и наблюдая за мелькающими под веками разноцветными пятнами.

- Хорошо, - шепнул Эдмонд и тверже произнес. - Усни, Поль. Забудь про боль. Спи крепко.
Он подождал, пока дыхание Поля выровняется. Послушал, как пульс размеренными ударами гонит кровь по его венам. Дальше, для того чтобы точно проверить, подействовало ли внушение, нужно было заглянув в его мысли. Эдмонд не мог. Это было бы грубо и невежливо. Такого Поль бы ему точно не простил. И просто: он был уверен, что Полю было бы неприятно. Делать неприятно не хотелось.

Небо за незашторенным окном начинало светлеть, постепенно перетекая из черного в мутный, свинцовый оттенок серого. Спускаться в спальню нужно было в любом случае. Эдмонд отошел от Поля и задернул занавеску, мысленно приказывая слуге подняться наверх с чистой простыней. Смертный явился так поспешно, что комната враз наполнилась вдруг его шумным дыханием и запахом пота. Он был ко многому привычен, этот слуга Поля, но теперь он встал на верхней ступеньке лестницы, не торопять шагнуть в темную, пахнущую гарью и кровью комнату.
Эдмонд вышел ему навстречу и посмотрел в расширенные, пытающиеся привыкнуть к темноте глаза. С этого момента он взял руководство его действиями на себя. Так было удобнее. Человек не спотыкался в темноте, и не пугался, увидев, как выглядит его обгоревший хозяин. Ему не надо было словами отдавать команды, чтобы слаженно переложить Поля на белую, прохладную ткань. И по лестнице Поля тоже так нести было удобнее - избегая лишней травмирующей тряски. В четыре руки осторожно опуская свою ношу на кровать в спальне, Эдмонд подумал, что можно было бы рассказать потом Полю, как иронично вышло, что неожиданно в его спасении пригодилось умение контролировать партнера, отработанное годами развязнейшего блуда. Поль бы точно посмеялся. Только язык никогда не повернется с ним об этом заговорить.
Он поправил простыню, настороженно вглядываясь в лицо Поля, прислушиваясь к его дыханию. По-прежнему ровное, или? Его веки были все также закрыты, и Эдмонд нехотя отошел от кровати. Нужно было проводить слугу по лестнице наверх и отдать распоряжения.

В гостиной горел свет, ничем странным почти не пахло, и человек, смогнув и придя в себя, даже немного приободрился.
- Вы в порядке? - уточнил Эдмонд, встречаясь с ним взглядом. - Сегодня нужно сделать еще кое-что. Приведите жертву, любую, срочно. Перед уходом оставьте на нижней ступени лестницы два этих ваших... пакета для трупов. И самый большой нож, который сможете найти в доме. Когда вернетесь, возьмите пакеты, поезжайте за город, на открытое солнечным лучам место, где вас никто не увидит, и бросьте их содержимое под солнце. Ни в коем случае не давайте голове коснуться тела. Дождитесь, когда останки сгорят полностью, раскидайте пепел и только тогда уезжайте. Потом на втором этаже нужно будет убрать. А завтра вечером приведите две жертвы, - он замолчал, напряженно прислушиваясь. Казалось, что из спальни донесся какой-то звук, но больше он не повторялся. Человек стоял перед ним, с полными тревогой мыслями, и Эдмонд заставил себя расслабиться. - Спасибо, что съездили за мной, - закончил он, словно пауза была нужна только для того, чтобы слуга заполнил указания, и поспешно спустился вниз.

Я снова очнулся. Это начинало напоминать какую-то дурную бесконечность. Лестницы, лестницы, лестницы и я все бреду по ним, бреду, не понимая, что упрямо тащась наверх, я проваливаюсь все ниже...
У моей постели сидела Агнес и тонко по-девчоночьи всхлипывала, аккуратно протирая глаза кружевным платком. Ее тело выглядело огромным и каким-то расплывшимся. Словно к чьей-то откормленной туше приставили ее хорошенькую голову. Я прищурился, стараясь рассмотреть шов на ее шее... А потом вдруг понял, что она просто беременна. Наверное, будет двойня. Агнес погладила живот и неприятно усмехнулась. Ткань ее платья натянулась и я заметил, как ребенок толкается наружу. Я хотел было протянуть руку но замер в ужасе, увидев проступившие очертания детского лица с пустыми глазницами и раззявленном в немом крике ртом.
Мне было душно и больно и комната давила со всех сторон, стены сжимались и воздух все плотнее облегал мою обгоревшую кожу, продавливая внутрь моего тел острые черные угольки. Агнесс кричала жалобно и тонко, когда воздушная стена медленно размазывала ее по кровати и нерожденный ребенок все бился и бился в ее утробе, тоже заходясь молчаливым криком. И я не мог даже пошевелиться, наблюдая их медленную агонию и со смирением ожидая, когда волна доберется до меня.
А потом все кончилось. Агнес снова сидела на моей кровати, обняв руками колени. Тоненькая и хрупкая. И, склонив голову набок, наблюдала за мной пустыми глазами. И это было бы почти хорошо, если бы мне не казалось, что тело снова начинает гореть под ее взглядом, заставляя тлеть простыни на кровати и принося мне почти неизъяснимые страдания.

Эдмонд спустился в спальню. После комнаты наверху казалось, что здесь темно и тесно. Как будто боль, сковавшая Поля, пропитывала все вокруг. Эдмонд быстро подошел к кровати. Глаза Поля были широко открыты, выделяясь двумя светлыми живыми бликами на потемневшем, изуродованном лице. Смотрел он в сторону, как будто что-то там видел, взглядом, полным усталости и боли.
- Поль, - прошептал Эдмонд, пытаясь придумать, что еще можно сделать, пытаясь понять, много ли своей крови он может еще отдать. - Какой же ты неугомонный. И упрямый. И никак тебе не спится...
Неугомонность, конечно, была ни при чем... Внушения сметало болью и странным состоянием, в которое погрузился разум Поля. Эдмонд боялся использовать его сейчас, потому что чуть позже, когда вернется смертный с жертвой, это станет еще более необходимо. Нужно было подождать...
Наверху хлопнула входная дверь за ушедшим слугой, напоминая о том, что на втором этаже лежит ожидающий своей участи вампирский труп, и Эдмонд отчаянно нахмурился, обдумывая пришедшую в голову мысль.
- Я сейчас, Поль, - быстро проговорил он, не зная, услышали ли его, и вышел из комнаты.

Мой волк появился в комнате вместе с Эдмоном. Вышел из стены и принялся заискивающе смотреть в его глаза, словно напрашивался на то, чтобы его погладили. Если бы я мог говорить, я бы наверное, его осек.Но рот спекся,превратившись в большую рану. И я знал, что стоит мне попробовать шевельнуть губами, и они начнут крошиться и рассыпаться, словно передержанная в печи глина, в которую замешали слишком много песка и соломы. Так что я снова просто смотрел, остро чувствуя что-то похожее на стыд. Волк потерся о ноги Эдмона и посмотрел на меня с осуждением. Наверное от того, что никто до сих пор так и не потрепал его по щедро подставленному загривку. Я ничем не мог ему помочь. Ни что-то говорящий и качающий головой Эдмон, ни бездумно раскачивающаяся на кровати Агнес его не видели... А я был ни на что не способной развалиной. И мне было так чертовски больно даже дышать... и стены снова сжимались и плыли, перетекая одна в другую. Дверь исчезла под моим пристальным взглядом. А потом исчез Эдмон. Агнес подняла голову и, ухмыльнувшись, подползла ко мне ближе, угрожающе блестя острыми зубками. С них капал зеленоватый яд. И когда она впилась в мою ногу, он побежал по моим венам, заставляя меня часто и прерывисто дышать оставшимся в комнате стремительно убывающим воздухом.

В комнате наверху было сумрачно. Из-за занавесок пробивался серый свет близящегося дня. Эдмонд прошел мимо обугленного пятна на полу дальше, туда, где скорчилось темнеющее, пахнущее гарью тело. Бросил на пол рядом с ним мешки и опустился на корточки. Рукав Янека частично распался от прикосновения, осыпавшись сквозь пальцы черной трухой. Но плоть под ним была светлой. Эдмонд полоснул по мальчишескому запястью лезвием, и, изучив выступившие багровые капли, слизнул их. Кровь была приятной на вкус. Если абстрагироваться от того, что она стынет в венах трупа. Он размазал оставшуюся кровь по надрезу и проследил, как плоть медленно затягивается. Попробовал залечить порез на собственном пальце, и удовлетворенно прищурился. Мертв ли был Янек, сказать было сложно. Но его кровь сохранила свои свойства.
Прижав рукой к полу голову, и стараясь не смотреть в курносое мертвое лицо, Эдмонд вонзил лезвие в глазницу, разрушая мозг. Это было совсем не похоже на то, как он проделывал то же самое с Бранко. Бранко он ненавидел. К Янеку не чувствовал ничего. Ему просто была нужно кровь вампира. И уверенность, что владющий пирокинезом опасный вампир никаким образом не сможет восстать из мертвых и закончить начатое.
- Поль, - позвал он, вернувшись в спальню. Сейчас я попробую тебе помочь... Потерпи немного.
Выцеженная кровь лилась на израненную грудь Поля и просачивалась в трещины израненной кожи. Его лица Эдмонд коснулся собственной расцарапанной ладонью, почему-то не захотев, чтобы на него попадала кровь Янека.

Сознание возвращалось толчками. Оно было холодным и пахло кровью. И смертью. Я распахнул глаза и увидел склонившегося надо мной Эдмона. Он выглядел очень сосредоточенным. И старательно заливал мою горящую от боли кожу чем-то, что больше всего напоминало густой кисель или варенье. Такое варила Агнес в нашем замке, когда в лесу по-соседству поспевала малина... И выглядела она точно также, с слипшимися от сока волосами и кусочками ягод на лбу и ладонях.
Только вот это варево было таким холодным... Словно на кожу падали маленькие снежные комочки... И я сначала думал, что она покраснеет. Но потом вспомнил, что там все черное. И все усилия Эдмона абсолютно напрасны. Ледяное нечто все равно просачивалось глубже, находя путь по трещинам, словно я - большой материк, а это - реки... Только вот они исчезали прямо на глазах. Что поделать? Засуха.
Комната все еще кружилась, свиваясь в странные спирали, центром которых был Эдмон. И внутри этих спиралей то и дело мелькало лицо Агнес, которая смотрела на меня, словно чего-то выжидая.
И я знал, что как только последняя капля прольется на тот плотный панцирь, в который превратилась моя кожа, она осядет и размокнет и тогда я медленно растекусь по кровати, становясь липким месивом в центре которого будет из последних сил трепыхаться мое сердце. Наверное, я обратился в моллюска. Говорят, у них скелет снаружи, и если его разбить, то он растечется бесформенным комком и медленно сдохнет, не способный больше шевелиться.

Эдмонд не глядя отставил в сторону опустевшую чашу, покрытую багровыми потеками. Кровь впитывалась в кожу Поля, на короткий миг смягчая ее, и тут же темная корка на ожогах пересыхала снова. Снова взяв нож, Эдмонд несколько раз провел ножом по своей ладони и влил тонкую алую струйку в изъязвленные губы Поля. Должно же быть от этого легче... Ему очень хотелось надеяться, что должно.
Он остановился только когда наверху хлопнула дверь и вслед за торопливой поступью слуги зацокали по полу непривычно звонкие шаги. Высокие каблуки, должно быть. Жертва.
Эдмонд поднялся по лестнице, на ходу оценив свою замызганную кровью рубашку и позаботился о том, чтобы смертная увидела ее чистой. Женщина оказалась высокой и крупной. Она улыбалась ярко накрашенным ртом, и Эдмонд с искренней радостью улыбнулся ей. Крови в таком теле должно было быть достаточно.
Велев слуге принести таз, он повел гостью вниз. Хороший у Поля был слуга. Он просто решил продолжить работу, ничему не удивляясь. Ценное качество. Умеет Поль выбирать работников.
Мысли скакали, легкие и бестолковые, как птицы в городском саду, и внезапно Эдмонд понял, что у него вообще голова легкая и бестолковая, почти до дурноты. И, пока он это понимал, смертная сбросила наведенный на ее сознание морок, замерев от обилия мрачных деталей в месте, в которое она попала. Но больше всего ее напугал Поль. Она впилась глазами в фигуру на кровати, судорожно хватая воздух раскрытым ртом, и захлебываясь собственным криком, ужасом и отвращением. Это злило. Даже не крик сам по себе - тут Эдмонд признавал свою ошибку, надо было контроливать лучше - а эмоции смертной. Он не убил ее только потому, что она была нужна живой. Заставив ее замолчать и утратить волю, он впихнул ее в ванну. Ее кровь, льющаяся из перерезанной вены в таз, немного пахла алкоголем. Может быть, это было и к лучшему.
Эдмонд тщательно запер дверь и поставил у постели Поля стул. Было слышно, как над головой слуга волочит по полу мешки, собираясь погрузить их в машину. По всем ощущениям приближалось утро.
- Ну все, Поль. Теперь я от тебя не буду отходить, - пообещал Эдмонд, разглядывая лицо лежащего вампира. Оно, конечно, было обезображено ожогами, и мягкие ткани, стянутые рубцами, были искажены. Но, все равно, это был Поль. Он был совершенно узнаваем. Те же характерные скулы, и спинка носа. И серые глаза, прозрачные и чистые, без мути и вкраплений другого цвета, как будто вода налита в сосуд с ровным серым дном. Смотреть на него было страшно, это правда. То, что с ним случилось, было ужасно. Но сам он - нет. Сам Поль ужасным не был, нисколько. Эдмонд бы мог поцеловать его прямо в запекшиеся истрескавшиеся губы, если бы не знал, что Полю от этого будет только еще больнее...
Он сходил в ванную и залечил рану безмолвной жертвы, чувствуя, как ненависть к ней придает ему даже еще больше безжалостной силы, и вернулся в комнту с тазом человеческой крови, который аккуратно поставил на стул.
- Поль, к сожалению, сейчас будет больно, - мягко шепнул он, ловя отрешенный взгляд - такой, что не понятно, видит ли Поль его, или что-то совсем другое. - Постарайся на этот раз поспать подольше, хорошо?

Я очнулся от разрывающей тело боли. Такой, словно кто-то рывками сдирал мясо с моих костей. Наверное, это рассвет. Я открыл глаза, но они были слепы. Перед ними мелькали красные пятна. Все краснее, и краснее с каждым новым рывком... Когда зрение прояснилось, я увидел Эдмона. Его руки были заляпаны кровью и он увлеченно тянул что-то из глубины моего тела, сосредоточенно сведя брови. Боже, как же больно! С другой стороны сидела Агнес и разглядывала меня веселыми глазами. Ее маленькие пальчики выстукивали по моей искалеченной груди какой-то быстрый ритм и я мог только ловить воздух израненными губами и стонать каждый раз, когда она давила чуть сильнее, чем это было переносимо.
А потом ее ручка надавила еще сильнее, и с милой улыбкой моя жена пропихивала ладошку все глубже и глубже, пока ее пальцы не коснулись сердца. А потом она его сжала... Я не мог даже кричать. Эдмон усмехнулся и потянул снова, отрывая от моего тела тоненькую полоску мяса. Я смотрел, как он подносит ее к глазам и как тянется к нему Агнес, словно птенец к матери. И как она раскрывает рот полный мелких острых зубов. И когда она сомкнула их на длинном, словно червяк, окровавленном куске моей плоти, тело пронзила такая невыносимая боль, что из моих глаз, кажется, все-таки потекли слезы.
Я попробовал позвать ее, но она не слышала, кромсая острыми треугольными зубками мое мясо и преданно заглядывая в лицо Эдмона, в ожидании следующей подачки. И тот снова потянулся к моей развороченной груди... В эту секунду я поверил, что ад существует.

Эдмонд встревоженно поднял голову, услышав отчетливый стон. Глаза Поля были открыты. Его губы с трудом разомкнулись, пытаясь что-то произнести, и Эдмонд бросил ткань, которой промывал его ожоги, и наклонился ближе.
- Агнес, - почти беззвучно позвал Поль, глядя мимо него. И попытался позвать снова, на этот раз совсем срываясь в судорожный вздох. По его виску скатилась алая капля, и Эдмонд не сразу понял, что это слеза, а не выступившая из израненной кожи кровь. Значит, глаза более-менее восстановились... Заглянув в них - в серые радужки с точкой зрачка, полные не страдания, и не страха, а абсолютно безнадежного отчаяния - Эдмонд твердо шепнул:
- Спи, Поль! Осталось немного. Спи, мой хороший.
Подождав, пока веки Поля снова опустятся, Эдмонд опять взялся за пропитанную кровью материю. Осторожно смачивая поверхность ожогов, он смывал с них приставший пепел, волокна сгоревшей одежды, обугленные частицы отмершей плоти. Внутри, под поверхностью, уже постепенно восстанавливался новый слой кожи, пока еще тончайший и уязвимый, и он должен был окрепнуть за время скорого дневного сна, но мешающие заживлению загрязнения нужно было убрать.
Поля пришлось перевернуть, чтобы обработать спину, и потом снова, уже на чистую простыню. Эдмонд внимательно прислушивался к его дыханию, которое было затрудненным, но ровным.
Собрав испачканное кровью белье, он комом свалил его в ванной и, задумчиво посмотрев на слабо двигающую глазами жертву, которой оставались считанные часы жизни, вонзил зубы в ее заястье. В ней было мало крови, но разрастающуюся в его груди жажду она по большей части утолила.
За стенами дома, должно быть, уже начинанало заниматься зарею небо, судя по тому, какая усталость наваливалась на тело. Сон должен был пойти во благо.
Вернувшись в комнату, Эдмонд остановился напротив зеркала, словно впервые заметив его за этот вечер и пару секунд разглядывал отражение кровати, Поля и самого себя в окровавленной рубашке. Недовольно нахмурившись, он сходил за полотенцем и набросил на мерцающее в полумраке стекло.
Наконец, устроившись на стуле, придвинутом к кровати, он опустил голову на сгиб локтя так, чтобы видеть Поля. Сонливость мерными волнами подтачивала внимание, наполняя наставшую вдруг тишину и неподвижность смутным, полуоформленным смыслом.
- Завтра тебе станет лучше. Мы позвоним Владу. И дальше все будет очень хорошо, ладно? - совершенно по-идиотски попросил он Поля и в следующую секунду провалился в сон.

...
День кончился внезапно. Меня просто отсекло от забытья ясным ощущением реальности: сомнительной мягкостью собственной руки под щекой, странностью позы, в которой я спал, сидя на стуле; прохладой простыни, пахнущей чужим и тревожным. Я немедленно вспомнил, где я был, и поднял голову, посмотреть на Поля. Он выглядел лучше. Кожа заметно выровнялась, и, хотя глубокие ожоги по-прежнему казались очень неприятными, это никак нельзя было сравнить с тем, в каком состоянии я оставил его утром. Я поднялся на ноги, думая о том, что не зависящие от нас силы природы по-прежнему могущественнее сверхъествественных даров бессмертия и наших убогих стараний. Один день настоящего, настигающего помимо воли, глубокого сна дал Полю куда большее облегчение, чем мои попытки помочь. А ведь я задействовал в процессе способности еще двух вампиров, один из которых был ради такой возможности не раз обманут, а другой убит. Это заставляло задуматься о том, как много лишнего зла творится без особой необходимости. Некие цели представляются вдруг стоящими усилий, и ради них становится возможным перешагнуть через собственные границы правильного и неправильного, и слишком часто впоследствии оказывается, что на самом деле все эти действия не оправданы ничем. Большая сила представляет собой большое искушение, и, чем больше веры вкладывается в собственные амбиции, тем разрушительнее оказывается каждая ошибка... Я думал о Янеке, пока размышлял об этом, и еще почему-то о Джеральде. Одним словом, в голове у меня проносился целый сонм лишних мыслей - из-за того, что недавние сновидения еще не до конца выветрились, проступая туманными образами сквозь действительность, как сквозь запотевшее стекло. Я просто позволил им проноситься и дальше, занятый на самом деле совсем другим.
Я любовался Полем. Конечно, было совершенно ожидаемо, что за день его волосы восстановятся, и сам по себе этот факт вовсе не означал, что ему на самом деле стало значительно легче. Но когда я смотрел на по-прежнему белоснежные густые пряди, разметавшиеся вокруг его лица, это наполняло меня именно такой радостной надеждой. И брови у него были опять на месте, и ресницы. Я дотронулся до его волос, таких же на ощупь, как и прежде. Погладил гладкий ровный ноготь на большом пальце сильной руки. И, не удержавшись, наклонился к неподвижному горлу, чтобы вдохнуть запах Поля - сквозь чужую кровь и гарь - отчетливый привычный аромат. Почему-то это казалось очень важным.
Где-то в этот момент я и понял, что проснулся наконец окончательно и готов приняться за все, что уготовит начвашаяся ночь. Поправив простыню, помявшуюся там, где я опирался на нее во время сна, я направился в ванную. Там обнаружился совершеннейший неубранный хлев, с запахом охладевшего трупа и старой крови. Мое собственное отражение, обнаруженное здесь же в небольшом зеркале, уверяло, что принадлежит начинающему мяснику со скотобойни, взлохмаченному и облаченному в мятую рубашку, твердую и коричневую от пятен засохшей крови. Выглядела она ужасающе, и я поскорее отправил ее в кучу грязных простыней. Затем я сгреб в охапку весь мусор, вместе с мертвым телом, и отнес наверх.

Первое, что почувствовал Поль, была боль. Нудная, тянущая, зудящая в каждой клеточке тела, она напоминала о том, что он еще жив. Вопреки всему, все еще жив. Он открыл глаза, которые тут же начали гореть и чесаться, и огляделся. Зрение было не слишком четким и комната плыла... Но вне всяких сомнений, это была его спальня. Краем глаза Поль заметил устроившегося на кровати волка. Зверь положил голову на лапы и наблюдал за ним грустным взглядом. И молчал. Поль отвернулся.
События прошлой ночи вспоминались с трудом. И сложно было сказать, что из них происходило в действительности. Янек, пожалуй. Иначе он не лежал бы здесь, ощущая жжение в натянутой словно барабан обожженной коже. Как он оказался в кровати, Поль не помнил. Только томительное ожидание рассвета и того, что эта боль наконец прекратится. Вместе с его существованием. А дальше мешанина бредовых видений: Агнес, дети, Эдмон, волк... Даже странно, что не притопали Влад с его семейством в полном составе. -Поль усмехнулся, чувствуя, как натягиваются рубцы на губах. - Они могли бы очень органично вырвать и растоптать, например, его сердце. Брендан бы великолепно смотрелся, сливая из его вен кровь в большую колбу. А крошка Брижжит, наверное, стояла бы над ним с ножом и протыкала бы каждый его нерв, ласково улыбаясь. Интересно, почему же ему мерещился только Эдмон?
Поль вздохнул. На самом деле интересно ему не было. Было больно. Не в обгоревшей коже, не в спекшихся мышцах, где-то глубже. И гораздо пронзительней.
На лестнице зазвучали шаги и Поль подобрался, стараясь сесть на кровати. Тело пронзила адская боль и оно выгнулось, застыв на мгновение в судороге, бесполезное и бессмысленное. Способное приносить только страдание. Как верно говорили священники в своих проповедях! Волк заскулил, ткнувшись носом в его бок. Поль упрямо сжал губы и все-таки сел, чувствуя, как лопаются шрамы и, кажется, даже мышцы. Но это было ничего... Присутствие постороннего значило гораздо больше. Если это, конечно, не очередное видение.

Шорох я услышал еще за порогом, и ожидал застать Поля проснувшимся, но никак при этом не сидящим с таким видом, будто он собирался встать с постели. У меня от этого зрелища просто дар речи пропал.
В комнате было все еще темно, светились только его волосы и глаза, и расплывался в воздухе отчетливый запах свежей крови из вновь потревоженных ожогов. Я страшно разозлился. Не успело все зажить, он уже спешит покалечиться снова! И испугался тоже. В груди что-то неприятно подпрыгнуло.
Включив свет, я быстро подошел к кровати.
- Ну ты что? - тут я поймал его взгляд, абсолютно осознанный, подозрительный и напряженный, и подумал, что он, наверное, по большей части не помнит, что было вчера. - Поль, все хорошо. Уже все хорошо. Надо просто подождать, пока все заживет, - его волосы были гладкими под моей рукой, им не могло быть больно, и гладить их я не боялся. - Ложись, пожалуйста. Только не быстро.
Он очень неохотно послушался. Я придерживал его и поднимал густые белые пряди, убирая их из-под спины, когда он опускался на подушку.
Пострадали больше всего бок и предплечья, на которые Поль, видимо, опирался, пока вставал. Я сел на край кровати, прокусил запястье и смотрел, как кровь льется на и без того кровящую, растрескавшуюся кожу. Свежие разрывы стягивались - сегодня действие крови было заметнее, чем вчера. И было видно, как Поль едва заметно вздрагивает от прикосновения алых капель к очередной ране.
Я посмотрел ему в лицо, натыкаясь на изучающий взгляд.
- Что? - тихо спросил я и, прокусив губы, склонился к его губам. Они тоже были в запекшейся крови, выступившей из разошедшихся рубцов. Может быть, поэтому Поль не проронил ни звука - просто не мог шевельнуть израненным ртом.

-Эдмон? -тихо спросил Поль, с трудом ворочая губами. Он понимал, что спрашивать глупо. Что бы ни ответил Эдмон, это никак не доказывало его реальность. Ничего не доказывало... Никогда.
Его видения всегда были поразительно точны и болезненно-достоверны, и Поль далеко не сразу научился отличать правду от лжи по косвенным деталям.
В самом начале его преследовали волки. Целая стая. Они появились еще до его обращения. И когда волки были голодны, они кусали его за ноги, валяли по полу, вцеплялись в горло, а потом выедали беззащитный мягкий живот. И он чувствовал это. Чувствовал каждый укус, каждую царапину, ощущал их пахнущее гнилью дыхание... хотя их и не было на самом деле.
Сейчас же он точно знал, что волка, лижущего его ухо, на самом деле нет. А вот был ли Эдмон, вжимающийся в его губы окровавленными губами? Так хотелось верить, что да. Но отчего-то не получалось.

- Да, Поль, - подтвердил я, несоразмерно горячо радуясь тому, что он произнес мое имя. Просто по взгляду было не совсем понятно, узнал ли он меня или принял за кого-то другого. - Ты говори мысленно, если тебе трудно... И не волнуйся ни о чем. Тебе становится лучше, и скоро все пройдет. Я сейчас приведу к тебе жертву, а потом позвоню Владу. А Янек мертв. Мертвее не бывает.
Я подумал о том месиве, в которое превратился бедный ребенок после того, как я выцедил из него всю кровь, и тут же постарался забыть. Было очевидно, что накануне я и сам был слегка не в себе, и ничего приятного в тех воспоминаниях не было. Зато воспоминания шофера о том, как Янек горел под лучами солнца, мне понравились. Я даже подумал, не показать ли их Полю, но решил, что не стоит. Там был огонь.
Мне очень хотелось говорить, все подряд. О том, что он очень разумно выбирает слуг. Что я перепачкал в крови чуть ли не весь запас его постельного белья и полотенец и готов возместить материальный ущерб. Что он очень хорошо выглядит, с учетом обстоятельств, разумеется, и особенно по сравнению с тем, что было вчера. Что я его ужасно люблю, только пусть он поскорее поправляется. Самые разные глупости, одна ужасней другой. Это происходило из-за того, что на самом деле было тяжело видеть Поля таким беспомощным. Казалось, что что-то нужно сделать с этим прямо сейчас - что-то более активное и деятельное, чем просто свести вниз привезенного для него человека. Вылизать его всего окровавленным языком. Обрести внезапным напряжением душевных сил более приличный дар, чем проституточный нынешний - например, мгновенно излечивать или поворачивать время вспять. В общем, сделать что-то такое драматичное, более соотвествующее состоянию моего духа. Но я, конечно, понимал, что все это пустые глупости, и, снова погладив его волосы, сказал:
- Я сейчас схожу за жертвой, тебе нужно много крови. А ты подожди меня, не двигаясь, хорошо?

Поль молча кивнул, осторожно склоняя голову. Говорить он боялся. Даже мысленно. Потому что совершенно не понимал, что происходит. Реальность расплывалась и не было ни одного ориентира, за который можно было бы уцепиться и выплыть на поверхность. Эдмонд казался совершенно реальным, живым и настоящим. Но такой же реальной была и Агнес, которая с почти детской радостью выглядывала из-за его плеча и то и дело старалась закрыть ему ладонями глаза. Эдмонд, кажется, ее не видел. Во всяком случае, на чужие руки на своем лице он не обращал ни малейшего внимания. Но это ничего не доказывало...
Эдмонд ушел и Поль вздохнул с облегчением. Так было проще. С остальными порождениями собственного разума он привык иметь дело. Но Эдмонд просто казался слишком реальным. И в тоже время Поль совершенно не понимал, каким образом он мог бы тут оказаться так вовремя? Ему даже на мгновение подумалось, что он мертв и находится в Чистилище. И обречен вечно блуждать в лабиринтах собственного разума, запутавшийся и потерянный. Или он окончательно сошел с ума и все, что он видит - лишь лихорадочные видения умирающего разума за несколько мгновений до рассвета.
Подумав еще немного, он решил понаблюдать за тем, что будет происходить дальше. Возможно, через некоторое время он все-таки сможет понять, что из происходящего ему не чудится.

Прежде, чем подняться наверх, мне пришлось подобрать из вещей Поля замену выброшенной рубашке. Было что-то странное в том, чтобы идти вдоль вещей с его запахом, быстро касаясь их рукой. Что-то вороватое, я бы сказал, но спрашивать о таких мелочах, как разерешение воспользоваться гардеробом, в сложившихся обстоятельствах было глупо. В конце концов я взял первую попавшуюся трикотажную кофту и, поддернув рукава, просто предпочел не думать о том, как она на мне смотрелась. На самом деле в ней было уютно, как бы она ни смотрелась.
Жертвой на этот раз был молодой мужчина. Его сознание я удерживал надежно, чтобы не повториь безобразной сцены прошлой ночи. Он безропотно подошел к кровати, пребывая в самом благодушном настроении.
- Поль, - позвал я, усаживая смертного на край кровати и сдвигая вверх рукав на его запястье. - Вот и жертва. И там еще есть.
Я прокусил для Поля вену на смуглой человеческой руке и поднес кроточащее запястье к его губам.

Поль вдохнул запах свежей крови. Он был таким настоящим... Горло свело от дикой жажды. Поль бросил на Эдмонда настороженный взгляд. Что делать сейчас, он совершенно не представлял. Идти на поводу у своих видений? Он уже много лет назад решил не поддаваться им никогда. Это было залогом выживания. Теперь же...
Человек выглядел настоящим. Даже безмятежное выражение радости и предвкушения на его лице... В его видении он бы кричал, да? Поль не знал. Но кровь так пахла. Так стекала по его губам, впитываясь в кожу... И она была необходима. Тело скручивало от жажды. Поэтому Поль вздохнул и почти нерешительно провел языком по ране, а потом сомкнул на ней зубы.
В конце концов, никто не увидит и не узнает, даже если он сейчас, оскалившись, тянет в себя воздух в абсолютно пустой комнате.

Я смотрел, как Поль пьет, и поддерживал за плечи жертву. Кожа человека бледнела, приобретая грязноватый оттенок, но лицо, которое он запрокинул, опираясь на мою грудь, оставалось безмятежным. Жилка на его шее дергалась во все более рванном ритме и, наконец, замерла. Я убрал труп на пол и наклонился к Полю.
- Еще будешь?
Ответ был очевиден по все еще голодному блеску в его глазах, и я призвал вторую жертву. После того, как она легла, опустевшая, рядом с первой, я удовлетворенно отметил, что лицо Поля немного разгладилось.
- Тебе очень больно? - спросил я. - Я могу попробовать снова тебя усыпить. Может быть, сегодня будет хватать на дольше.
Поль пристально посмотрел на меня и отрицательно покачал головой - осторожными, короткими движениями.
- Ну, хорошо, - сказал я, дотронувшись до его волос - в основном, чтобы успокоить самого себя. Я не мог понять, почему он все время молчит, но и настаивать не хотел. Ему могло быть слишком больно. Он мог не хотеть разговаривать со мной. - Тогда я позвоню пока Владу, хорошо?
Я достал телефон и выбрал нужный номер, никак не в силах удержаться от того, чтобы то и дело взглядывать на Поля и ловить на себе его внимательный взгляд.

-Эдмонд? - раздался в трубке негромкий голос Влада. - Привет.
- Привет, Влад, - я не нашел в себе сил для вежливой предварительной беседы и сразу попросил. - Ты можешь приехать в дом Поля, тот, который во втором округе? Как можно скорее.
-Что случилось? - голос Влада тут же стал серьезным и настороженным.
- Поль пострадал от огня, - я опять взглянул на Поля, но тут же отвел глаза. Говорить при нем о его состоянии было почему-то ужасно неловко, какой бы глупостью я сам эту неловкость ни считал. - Приезжай, ладно? Здесь поговорим.
- Что? Как... - начал было Влад, но остановился. - Насколько плохо? Если я девочек привезу, испугаются? - спросил он вместо этого.
- Не надо девочек, - осторожно ответил я.
-Тогда мы с Бренданом сейчас подъедем, - проговорил Влад. - Что-нибудь нужно привезти? Тебе? Или ему?
- Жертву? - я посмотрел на два еще не убранных трупа у моих ног. - Точно не будет лишней.
Влад промолчал несколько секунд, но потом ответил:
- Хорошо. Одного человека или лучше двух?
- Двух. На самом деле сегодня все уже лучше, - мне показалось, что нужно его успокоить. - Не волнуйся. Просто приезжайте.
- Уже. Выходим. Постараемся побыстрее, - пообещал Влад и повесил трубку.

Я убрал телефон в карман и посмотрел на Поля.
- Ну вот, скоро приедет Влад.
В эту секунду мне очень хотелось увидеть Влада - с этой его ровной манерой держаться, мягкими интонациями приглушенного голоса, теплыми карими глазами. Я подумал, что Полю тем более хочется, и обнадеживающе ему улыбнулся.

Поль встретился взглядом с Эдмондом и вздохнул. Конечно, ему хотелось видеть Влада. Да и жажда снова напоминала о себе. Словно и не было около его кровати двух обескровленных трупов. Впрочем, может быть, их и не было? С другой стороны, происходящее все меньше и меньше напоминала бред. Если бы трупы не были реальными они бы давно рассыпались, растворились в тот момент, когда Поль забыл об их существовании, слишком поглощенный тем, что вслушивался в спокойный голос Влада на том конце телефонной линии. И в мягкие немного настороженные интонации Эдмонда. Наверное, он все-таки был настоящим. И Поль больше всего на свете хотел бы в это поверить. Он не мог точно сказать почему, но знать, что Эдмонд уже вторую ночь торчит у его кровати только из-за того, что он стал жертвой собственной глупости и самонадеянности, было важно. И тем больнее было бы осознать обратное. Почти невыносимо больно и стыдно.
-Эдмон, - мысленно позвал он, решившись. Стыд - это своего рода трусость. А трусом Поль быть не хотел. Он вполне успешно мог терпеть сжирающую его тело жгучую боль от ожогов. Значит, сможет вытерпеть и порцию унижения и снисходительной жалости, если он ошибся в своих выводах. К этому ему тоже не привыкать. - Скажи, как ты здесь оказался?